Декабрь 1916 года: агония старого мира

Очень скоро влияние Распутина на августейшую чету стало настолько сильным, что многие из «серьезных» людей предпочитали решать свои вопросы не в Зимнем дворце, а на улице Гороховой, где проживал «старец»

Осень и зима 1916 года стали той самой «точкой невозврата», после которой уже ничто не могло спасти самодержавную власть, причем лучше всех это понимала российская элита

«Посмотрите на царя. Разве он не явно предназначен судьбой погубить Россию? Не поражает ли вас его неудачливость? Можно ли накопить в одном царствовании столько разочарований, неудач, несчастий? Все что он не предпринимал, его самые здоровые идеи, самые благоразумные намерения, всё потерпело неудачу или даже обратилось против него самого. Логически, каков должен быть его конец? А царица? Знаете ли в античной трагедии более жалкое создание? А гнусный негодяй, которого я не хочу называть? Как объясните вы, что в такой исторический момент эти три существа держат в своих руках участь обширнейшей в мире империи?»

Эти слова были произнесены 23 марта 1916 года в разговоре французского посла в России Мориса Палеолога с некоей дамой высшего света, которую посол деликатно назвал «княгиней В.»

Она же в свою очередь не стала называть имя «гнусного негодяя», но и без этого послу было ясно, что княгиня могла иметь в виду только одного человека – «старца» Григория Распутина, который был в России ненавидим едва ли не всеми слоями общества.

Характерен такой факт – как только в конце декабря 1916 года стало известно, что одним из убийц Распутина является двоюродный брат Николая II – великий князь Дмитрий Павлович, во многих церквях люди ставили свечки перед иконами св. Дмитрия.

Причиной такой ненависти служило влияние Распутина на царскую семью, причем влияние это распространялось не только на царя и царицу, но и выходило далеко за рамки их внутрисемейной жизни.

Царской чете именно это и не могли простить и именно за это ненавидели Распутина как простые люди, так и члены семьи Романовых. Последние, как вышеупомянутая княгиня В., не могли простить в первую очередь императрицу, допустившую в свой ближний круг полуграмотного сибирского мужика, развратника и пьяницу, который к тому же ещё любил трепать на каждом углу, что он вертит царем и царицей как хочет.

И если любому другому подданному российской короны за такие слова грозило уголовное наказание, так как подобные разговоры классифицировались как оскорбление императорской фамилии, то Распутину всё сходило с рук. Потому что Николай II отказывался верить многочисленным «наветам» на Друга семьи и «божьего человека», а императрица «старца Григория» практически боготворила. Впрочем, не только боготворила, но и чутко прислушивалась ко всему тому, что ей говорил Распутин.

В разные времена и эпохи множество правителей держали около себя как различных целителей, экстрасенсов и предсказателей, так и откровенных шарлатанов и проходимцев. Сложно сказать, насколько Распутин действительно помогал больному гемофилией цесаревичу Алексею, но в том, что он сумел втереться в доверие к царской семье, сомневаться не приходится.

Императрица в своих письмах к Николаю II неизменно называла его «нашим Другом». Не «другом», а именно «Другом», словно речь шла о ком-то отмеченном печатью Божьей, хотя царица никогда этого особо не скрывала, веря, что именно Господь в лице Распутина послал ей, её семье да и всей России «заступника и пророка».

Разумеется, царская семья была вправе сама решать, с кем ей общаться и кого допускать в ближний круг, но очень скоро влияние Распутина на августейшую чету стало настолько сильным, что многие из «серьезных» людей предпочитали решать свои вопросы не в Зимнем дворце, а на улице Гороховой, где проживал «старец». Именно туда отправлялись все те, кому надо было «провентилировать» тот или иной вопрос и выхлопотать себе местечко потеплее.

Дошло до того, что в некоторые дни «божий человек» принимал до полусотни просителей, которые тащили ему в квартиру дорогие вина, деньги, подарки, предоставляли «благодетелю» свой «мотор» для поездок в дорогие рестораны, которые ему полностью оплачивали. Всё это бесстрастно фиксировала полицейская «наружка», докладывала вышестоящему начальству, далее информация о гулянках и прочих беспутствах «божьего человека» доходила до министра МВД, иногда даже до премьер-министра и в очень редких случаях до царя, после чего клалась под сукно.

Вот типичный пример одной из попыток открыть царю глаза на «святого старца». Предпринял её председатель Совета министров В.Н. Коковцев, обратившись 1 марта 1912 года к императору: «Этот человек овладел доверием вашего величества. Это шарлатан и негодяй наихудшей породы. Общественное мнение против него». На это Николай II ответил следующее: «Эта критика бессмысленна, я знаю Распутина». После чего Коковцеву указали на дверь.

Самого Распутина совершенно не смущала ни критика, ни установленное за ним наблюдение, так как именно он решал, кто будет министром МВД, а кто и премьер-министром.

Впоследствии дошло и до того, что уже во время Первой мировой войны он постоянно дискредитировал в глазах царицы главнокомандующего русской армией великого князя Николая Николаевича, обвиняя его в готовящемся госперевороте. При этом сложно было сказать, сам он невзлюбил великого князя или транслировал пожелания неких своих «друзей», которые вполне могли иметь тесные связи с немецкой или австро-венгерской разведкой. Да и с любой другой.

Достаточно распространенным было такое явление, когда в любой, самый высокий кабинет Петербурга, практически к любому чиновнику приходил гонец и передавал ему записочку от Распутина примерно следующего содержания: «дорогой божей старче выслушай ево, роспутин». И вот сидит с клочком бумаги высокопоставленный чиновник, нередко в генеральском звании и читает эту безграмотную писанину.

Чиновник мог вести свою родословную чуть ли не от Рюрика, его многочисленные предки веками верно служили России, сражались под Полтавой и на Бородинском поле, и вот теперь он, их потомок, стоит перед нелегким выбором – выкинуть записку обнаглевшего пьяницы и развратника в мусорное ведро и спустить гонца с лестницы, либо изобразить подобострастную улыбку и пообещать, поелику возможно, поскорее решить вопрос.

В первом случае не исключено, что «старец» осерчает и нажалуется царице на несговорчивого генерала, а там всего один шаг до отставки, а во втором – всего несколько секунд унижения и дальнейшее многолетнее просиживание в мягком и теплом кресле. С такими бонусами, как хорошая зарплата, ордена, почёт и уважение.

Разумеется, многие выбирали второе, и уже дома, за ужином, после пары рюмок водки отводили душу, костеря на чем свет стоит и «шарлатана и негодяя наихудшей породы» Гришку, и покровительствующую этому проходимцу царскую чету, превратившую само понятие самодержавной власти в гротеск, а систему государственного управления – в балаган с шутом Распутиным во главе.

В 1912 году А.В. Богданович – дочь героя Бородинской битвы, генерала И. И. Базилевича и жена генерала Е.В. Богдановича – написала такие строки: «С печальным, подавленным чувством сажусь писать. Более позорного времени не приходилось переживать. Управляет теперь Россией не царь, а проходимец Распутин, который громогласно заявляет, что не царица в нем нуждается, а больше он, Николай. Это ли не ужас!».

И это всего одно из сотен, а может и тысяч свидетельств отношения к Распутину представителей российской элиты, которая считала себя униженной и оскорбленной невиданным доселе явлением – абсолютно «ручной» царской четой, находящейся под влиянием не умного и дальновидного царедворца, а полуграмотного мужика, прославившегося своими аморальными выходками.

Во времена Петра I и Екатерины Великой на русский властный Олимп поднимались многие люди далеко не княжеского рода, например, Меньшиков, Потемкин, братья Орловы, но несмотря на свою далеко небезупречную репутацию, они, тем не менее, остались в истории страны как сподвижники великих правителей и настоящие пассионарии, создавшие сильную и влиятельную Россию. А вот с Распутиным ассоциируются, пожалуй, самые мрачные моменты правления последнего императора, так как в ближний круг царя затесался человек, который не был пассионарием, не был патриотом, да и вообще, пекся исключительно о своих интересах.

Распутин очень любил изображать из себя страдальца за Россию, молился о победе русского воинства над германским супостатом, но вот в 1915 году представился шанс не на словах, а на деле показать, чего стоит его любовь к России.

Летом того года его сын Дмитрий достиг призывного возраста и должен был отправиться в действующую армию. Что должен был сделать такой патриот, как Распутин? Правильно, благословить сына на свершение ратных подвигов во благо горячо любимого Отечества и обожаемого Государя, но вместо этого «старец» приложил максимум усилий для того, чтобы «отмазать» своего отпрыска от армии.

Помнится, перестройщики и их последователи очень любили рассказывать о том, как разлагалась советская партноменклатура, отправляя своих сыновей-мажоров служить в «придворный Арбатский военный округ». Где, разумеется, они не служили, а лишь имитировали службу.

При этом перестройщики чудесным образом «позабыли» о том, что во время Великой Отечественной войны на фронт ушли и погибли сыновья Сталина, Хрущёва, Микояна и многих других не просто высокопоставленных, а высших чиновников страны.

Доподлинно и поименно неизвестно, кто конкретно имитировал службу в «Арбатском военном округе», зато известно, что после обращений Распутина к императрице его сын отправился не на фронт, а прямиком в царский санитарный поезд, большую часть времени находившийся в Царском селе. Так что не советским номенклатурным мажорам, а Распутину-младшему выпала честь защищать Родину, в прямом смысле, в придворном «Царскосельском военном округе», на значительном удалении от немецких пуль, осколков и отравляющих газов.

Да и было бы очень странно, если бы сын часами молящегося о России «патриота» Распутина попал в действующую армию, так как «отмазать» его для «божьего человека» не составляло никакого труда. Он и не такие вопросы решал.

Сюрреализм последних лет самодержавной России заключался в том, что многих высших чиновников государства назначал на свои должности не царь, сидящий в Зимнем дворце, а пьяный Гришка с Гороховой улицы.

Благодаря «старцу» свои должности получили аж четыре министра внутренних дел: С.П. Белецкий, А.Д. Протопопов, А.И. Хвостов и Б.В. Штюрмер. Последний не только возглавлял МВД, но и был министром иностранных дел и премьер-министром. Его назначение – этнического немца в разгар войны с Германией на пост премьер-министра – буквально взорвало Россию.

Вся страна проклинала Гришку и царицу, которую открыто называли «немкой» и приписывали шпионаж в пользу Германии. И хотя эти факты не подтвердились, но вот что записал в своем дневнике французский посол Морис Палеолог 23 декабря 1916 года, приводя слова некоей «графини Р.»: «Я обедала ежедневно в различных кругах. Повсюду сплошной крик негодования. Если бы царь в настоящее время показался на Красной площади, его бы встретили свистками. А что касается царицы, её растерзали бы на куски. Во всех классах общества чувствуется дыхание революции».

А вот как на пост Тобольского губернатора был назначен в 1915 году Н.В. Ордовский-Танаевский. 25 августа императрица прямо написала царю: «Наш Друг желает, чтобы Ордовский был назначен губернатором». Вот так, прямо и без обиняков – наш Друг желает. Не мы, Божьей милостью Император и Самодержец Всероссийский желаем назначить губернатором, а наш Друг желает. И в ноябре 1915 года Ордовский-Танаевский действительно становится губернатором, хотя сам Николай II знать не знал этого человека, мельком видев его всего один раз в жизни.

Чехарда с распутинскими выдвиженцами подчас принимала совсем уж гротескно-уголовные формы.

Так, в начале 1916 года вдруг выяснилось, что распутинский протеже, очередной назначенный им министр внутренних дел А.Н. Хвостов, занимался не изучением оперативной обстановки и не принятием мер для поиска и поимки опасных преступников, а… планировал убийство Распутина!

Царица в письме Николаю II, комментируя этот эпизод, сделала глубокомысленный вывод, что министром Хвостовым «овладел сам дьявол, нельзя его иначе назвать». Действительно, как можно желать смерти милому «старцу Григорию», которого всего-то ненавидит вся страна, от крестьян до великих князей? Вот даже сам глава МВД не выдержал распутинского беспредела и начал планировать убийство своего «благодетеля». Ну не иначе дьявол ему что-то нашептал, отчего у него рассудок помутился.

Вспомним и других распутинских назначенцев: А.Н. Волжин и Н.П. Раев – обер-прокуроры Синода, Н.А. Добровольский – министр юстиции, В.Н. Шаховской – министр промышленности и торговли, Н.Д Жевахов – заместитель обер-прокурора Синода. И это только те, о ком было известно, кто конкретно замолвил за них словечко августейшей семье. А сколько было таких назначенцев, кто попадал на должности благодаря записочкам с каракулями типа: «милай, дарагой, послушай ево и помоги, грегорий». Десятки, если не сотни.

Если 1916 год начинался в обстановке сильного стресса для всего русского общества, то заканчивался он в обстановке ещё большей безысходности. Вроде и успехи на фронте были, и генерал Брусилов в очередной раз обессмертил русское оружие, но военные достижения России стоили слишком большой крови, а самое главное, не привели к долгожданному окончанию войны. И как тогда казалось, даже не приблизили её конец.

Россия нанесла ряд серьезных поражений Австро-Венгрии, но выбить её из войны не получилось, а Германия была по-прежнему сильна, и на равных с ней русская армия сражаться не могла. Главным образом из-за своей технической отсталости и нехватки нужного количества оружия и боеприпасов.

Не удалось выбить из войны и Турцию, несмотря на ряд успешно проведенных операций в Закавказье. Внутренняя политика отличалась крайней нестабильностью и неопределенностью. Отставки и назначения стали привычным делом, но эта бесконечная замена «коней на переправе» результатов не давала.

Как принято говорить сейчас – рейтинг царя был почти что на нулевой отметке, Николай II практически полностью утратил авторитет в армии, в своем близком окружении и у народа.

Императрицу считали немкой, помыкающей безвольным императором, правительство – предательским, смысла в продолжении войны не видел никто, и как справедливо заметил впоследствии Морис Палеолог: «Надо в самом деле признаться, что война не имеет больше цели для русского народа. Константинополь, святая София, Золотой Рог? Но никто не думал об этой химере».

Многих эта ситуация глубокого увязания в болоте бесконечных проблем буквально выводила из себя, русское общество постоянно искало виноватых, хотя давно уже знало, кто конкретно виновен. И если императорскую чету вслух ругать решались немногие, зато в выражениях в адрес правительства, состоящего из протеже «грязного пьяницы Гришки», не стеснялся никто.

В ноябре 1916 года на Пятой сессии Государственной думы известный либерал П.Н. Милюков произнес свою известную речь, почти целиком состоящую из обвинения правительства, завершив её знаменитой фразой: «Что это - глупость или измена?»

Подавляющая часть русского общества почти физически чувствовала надвигающуюся катастрофу, и если почитать переписку и дневниковые записи многих людей конца 1916 года, почти все они чувствовали, что Россия стоит на краю гибели. И почти все видели, что решения этой проблемы нет.

Царь был пассивен и покорно полагался на Божью милость, «немка» императрица вызывала острую неприязнь, поэтому неудивительно, что все страхи и накопленная ненависть выплеснулась на Распутина, который продолжал её возбуждать своим неподобающим для «святого старца» выходками.

Самое интересное, что убили Распутина не большевики или террористы-эсеры и даже не вернувшиеся с фронта озлобленные солдаты, а люди из ближайшего окружения царя – князь Феликс Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович.

Заманив «старца» в особняк Юсупова 30 декабря 1916 года, они сначала попытались его отравить, а затем застрелили. Не менее интересным является тот факт, что убийцы «святого старца» не понесли абсолютно никакого наказания, хотя полиция узнала, кто убил Распутина едва ли не через час после его смерти.

Полицейская «наружка» отследила его приезд в особняк Юсупова, слышала выстрелы, не препятствовала выносу тела и его утоплению в проруби. Не успела ночь убийства смениться днём, как по Петербургу поползли слухи о смерти Распутина, в которые многие поначалу отказывались верить. Но по мере того, как приходило все больше подтверждений, всё та же полиция во многих районах города фиксировала нечто похожее на «ликование».

Великая княгиня Мария Павловна, сестра убийцы Распутина – великого князя Дмитрия Павловича - написала чуть позже: «Сколько народа по всей России перекрестились, узнав, что нет больше этого злого гения».

Впрочем, многие, включая князя Феликса Юсупова, были о Распутине совсем иного мнения, не считая его не только «злым гением», но и человеком. Князь впоследствии скажет, что никогда не испытывал угрызений совести от содеянного, потому что «убил не человека, а собаку».

Тем не менее, удивляет не это, а то, что несмотря на фактическое признание в убийстве, ни великий князь Дмитрий Павлович, ни Феликс Юсупов наказания не понесли.

Как ни сильны были горе и ярость императрицы, требовавшей от царя жестко наказать виновных в смерти «дорогого Друга», обоих князей всего лишь выслали из столицы. Словно они не человека убили, а устроили шумный кутеж в ресторане, с мордобоем и битьем посуды.

Хотя удивляться тут нечему. Великие князья относились к категории «неприкасаемых», то есть законы им были не писаны. А если и писаны, то наказание было смешным и являлось издевкой над правосудием.

«Неприкасаемые», впрочем, как и такое дикое явление, как «распутинщина», во многом стали причиной того, что самодержавие, даже у людей из окружения последнего русского императора, стало вызывать стойкое отторжение. Если раньше оно вызывало ассоциации с твердостью и стойкостью государственного устройства России, то за годы правления Николая II к нему всё чаще и чаще добавляли слово «гнилое». Что было недалеко от истины, поскольку стиль управления огромной империей все больше напоминал какую-то нескончаемую пьесу театра абсурда. Что одинаково раздражало как российскую элиту, так и простой народ.

В последние годы существования самодержавной России революционные идеи стали не чужды даже некоторым великим князьям, например, едва успели просохнуть чернила на отречении Николая II, как его двоюродный брат, великий князь и по совместительству командир Гвардейского экипажа Кирилл Владимирович нацепил на свой мундир красный бант и во главе революционных матросов пошел присягать Временному правительству и полностью поддержал революцию.

Когда плакальщики по «России, которую мы потеряли», обвиняют во всех бедах страны проклятых большевиков, они пытаются банально навести тень на плетень. Самодержавие погибло не из-за Ленина, Троцкого или Сталина, а из-за того, что оно, как раковая опухоль, сожрало само себя изнутри за время правления Николая II.

Пока Ленин находился в эмиграции и горестно пророчествовал, что при его жизни революция вряд ли произойдет, самодержавие на всех парах и с огромной толпой «неприкасаемых» паразитов, кшесинскими, вырубовыми, распутиными, штюрмерами и прочими, стремительно неслось к финалу.

Правящая элита настолько оказалась неспособной не только адекватно реагировать на вызовы очень непростого времени, но и довела стиль своего правления до поистине кафкианского сюрреализма. Когда в развеселую распутинскую квартиру на Гороховой улице заходят «по своим делам» все кто ни попадя – от банкира, заводчика, министра до ночной бабочки и немецкого разведчика, а после этого следуют назначения на высшие государственные посты, то предсказать финал страны несложно.

Уже осенью 1916 года практически все понимали, что корабль Российской империи в ближайшее время разобьется о скалы, но никто ничего не делал для его спасения. И даже несмотря на то, что с корабля вышвырнули проходимца Гришку, это ситуацию не изменило и от скал отвернуть не удалось.

В декабре 1916 года корабль начал неумолимо скрежетать днищем по подводным камням, чтобы в следующем году разлететься вдребезги.