Пусть народ читает!
Белов в "КС": газетное собрание сочинений
В юбилейный для писателя год хочется обратиться к областной власти, к авторитетным руководителям фирм и предприятий Вологодчины - издайте сообща сочинения Василия Ивановича! Всем-то миром мы сможем сделать хорошее дело, в первую очередь для народа, да и для писателя - тоже.
Александр Кузин,
деревня Ботово Череповецкого района
С таким призывом обратился читатель нашей газеты ко всем вологжанам во вчерашнем номере "КС". Его письмо напечатано под заголовком "Народ не видит книг Белова". редакция "КС" всей душой поддерживает идею издания сочинений В.И. Белова - и продолжает выпуск газетного собрания сочинений замечательного писателя-земляка, нашего давнего друга и постоянного автора. Книг печатать мы, к сожалению, не можем, - а серию газетных публикаций гарантируем. К юбилею, надеемся, она будет солидно представлять беловское творчество. Сегодня знакомьтесь с новым рассказом Василия Ивановича.
Редакция "КС"-"Зеркала"
Василий БЕЛОВ. Борода
Документальный рассказ
Как ни смешно, только борода, которую я перестал брить, принесла мне значительные неприятности. Вздумал было опять прибегнуть к бритве, но взял да и посоветовался с женой Ольгой Сергеевной. "Не надо!" - твердо сказала она.
Не надо, значит не надо. А на улицах я то и дело перехватывал недобрые взгляды прохожих. Словно на негра глядели.
(С негром-то, приехавшим однажды в Вологду погостить у однокурсника, было ещё хуже. Женщины-вологжанки в автобусе обращались к нему с громкими вопросами, словно он был совсем глухой. И говорили о нём между собой тоже весьма звонко).
Не будем уточнять, чего он о себе наслушался в те годы в богоспасаемой Вологде... Судя по всему, по-русски он понимал не хуже нас.
Но вот мода на иностранцев, наконец, окончательно утвердилась. На бороды тоже. Народ привык. Много помогли православные священники. Слава Богу, их-то никто не упрекал за бороды.
Покойный Константин Иванович Коничев (дядя Костя, как мы все его звали) в каждый приезд обещал мне подарить петровскую медаль с надписью: "За бороду уплочено". Не успел подарить, умер. Помня о Петре Великом, вернее, о его указах против русских обычаев, я тоже стал злиться на тех, кто смотрел на бородатых с ненавистью. Не хватало у меня юмору, чтобы спокойно принимать условия жизни. Женщина из Архангельской области несколько лет писала мне длинные серьёзные письма, усердно хвалила она меня за книги. Но так же усердно кляла и мою бороду. Сославшись на Ломоносова, огрызнулся я однажды в письме, но она продолжала нападки уже не только на меня, но и на своего великого земляка.
Да, незаменимая эта вещь - юмор! Я понял это лишь недавно, после того, как прочитал записки художника Константина Коровина.
И то после того, как досыта нахохотался над его шутками, запечатленными в его художнических воспоминаниях. Тут во мне и взыграла писательская зависть... качество хуже отсутствия юмора. Константин Коровин оказался смешнее и талантливее в литературе, чем я, грешный. Как так? Почему у Коровина короче и веселее?
Долго пришлось думать... Между тем, вернее, ещё до этого, пришлось защищаться не только от читательниц, но и от читателей мужского рода. Мужчинам-то я не прощал вмешательства в мою личную жизнь...
Однажды в Вологде, около здания леспрома (Лермонтова, 15), остановил меня дядечка-пенсионер. Спрашивает: "Можно задать вопрос?". Я тоже остановился и говорю: "Можно". Дядечка спросил: "Вот скажи, пожалуйста, почему ты с бородой?"
Конечно, отвечать вопросом на вопрос - это плохо. Даже неприлично. Но я тогда ещё не читал Коровина и сделал именно так, ехидно спросил дядечку: " А вы почему без бороды?" - "А потому что грезь!" - отчебучил дядечка. - "Так ведь мыться надо!" - гордо сказал я и пошёл прочь.
Нет, Коровин бы, наверное, так не поступил, хотя он разыгрывал людей и почище моего.
Так или иначе после рассказов Коровина я начал терпимей относиться к несуразным вопросам, то есть с юмором. Правда, у меня не всегда получалось, с юмором-то...
Помню, покойный Виктор Коротаев познакомил меня с Николаем Александровичем, то ли с начальником вокзала, то ли дежурным по станции. Все звали его только по имени-отчеству, не то что нынешних корреспондентов ТВ. (Где он сейчас? Жив ли? Может, тоже уже в живых нет).
Сидит, бывало, Николай Александрович в своём кабинете, весь в табачном дыму. Сидит и со смаком рассказывает анекдоты. Грешный я человек, не люблю сальных анекдотов, хотя слушаю иногда с большим удовольствием. Темы у Николая Александровича были самые традиционные: о тёщах, о Чапаеве с Анкой, армянские. Мы с Виктором из подхалимства старательно слушали и прихохатывали. Почему из подхалимства? Когда надо ехать куда-то далеко, а билетов нет, поневоле становишься подхалимом, будешь слушать анекдоты начальников. Николай Александрович, надо отдать ему должное, всегда помогал уехать. Тогда ещё не было ни рынка, ни скупого Аксёненко. Билеты почти ничего не стоили. Иные старухи и ребятишки ездили из Вологды аж на Сахалин и во Владивосток. Иногда, правда, мест на поезда совсем не было. Вот почему, когда надо было ехать куда-то срочно, мы с Коротаевым до конца выслушивали анекдоты начальника вокзала. С дачными-то поездами мы обходились и без помощи Николая Александровича. До Вожеги или до Буя ехать? Вагоны почти пустые, полнёхоньки лишь перед праздниками.
Помню один случай. Приехал я из Харовска, а на другой день нужно было ехать обратно. Долго без родной Тимонихи я вообще жить не мог, засосёт в левом боку, зашает - долой всё! На родину. А там один какой-то затрапезный окунишко своим хвостом расплещет твою тоску весёлыми синими брызгами. (Синие брызги - это есенинский образ).
Так вот, бегу я по перрону, тороплюсь обратно в Харовск на вожегодский, пригородный. Навстречу Николай Александрович. Поздоровались.
Смотрит он как-то загадочно, улыбается:
- Ну как? Всё обошлось?
- Что?
- Да это... отпустили?
- Откуда?
- Да из вытрезвителя-то...
- Из какого вытрезвителя? - у меня полезли глаза на лоб. - Ни о каких вытрезвителях я не знаю! - кричу. - Ты про чью пьянку гуторишь?
- Ладно, ладно, рассказывай. Обошлось благополучно, и хорошо.
- Да что ты, Николай Александрович! У меня сухой закон, третий год пива не беру в рот даже, а ты мне о вытрезвителях.
- Ну-ну...
Надо было бежать к поезду. Оставил я начальника вокзала - и бежать в недоумении.
Так я и не мог внушить Николаю Александровичу, что действительно третий год свято блюду сухой закон.
Всю дорогу до Харовска я не мог очнуться. Николай Александрович нокаутировал меня разговором. Я вспомнил всю свою многолетнюю борьбу с пьянством. Всё лицемерие Горбачёва, многие статьи, дружбу с академиком Угловым, вспомнил лекции Жданова и Загоруйко - всё пронеслось в голове.
- Здравствуйте, Василий Иванович! - приветствовала меня харовская дежурная в малиновой фуражке. Когда она отправила дачник дальше, я зашёл к ней в аппаратную.
- Вот чего я сразу и почуяла, что это был не Василий Иванович.
...Мне стали понятны многозначительные реплики Николая Александровича, вологодского железнодорожного начальника. У них же связь!
У меня хватило ума не взбеситься и послушать харовскую дежурную.
Не помню, как её звали, кажется, Анна Ивановна.
- ...Двое заволокли с улицы. Вот, Анна Ивановна, под твою ответственность. Это писатель из Вологды. Секретарь Бондарев приказал его не трогать и не выгонять на мороз. Пусть в тепле выспится. Я с этого боку подойду погляжу, с другого. Борода вроде Белова, и фигура похожа. Никуда не стала звонить, пускай, думаю, спит. По смене сдала другому, а Бондареву, секретарю, позвонила, что дежурство сдано. Бондарев говорит: "Не трогайте его, пусть человек спит".
Я взвился:
- Кто эти охломоны, что пьяного притащили? У вас работают?
- Нет, я своих-то знала бы!
- А ночлежник где?
- Не знаю, ушёл. Я когда сменилась, он спал на боку.
"Почему на боку, а не на брюхе?" - хотел я спросить женщину, но в сердцах побежал на автобус, который уходил в сторону Азлы, то есть моей родины.
Дома, в Тимонихе, я тут же и забыл всё на свете. Секретарь РК, добрейший, ныне покойный, Миша Бондарев, никому не докладывал. Он тоже, как дежурная, спасал лауреата Госпремии Белова от милиции.
По возвращении в Вологду юмору у меня опять не хватило! Я с криком долго доказывал Николаю Александровичу, сколько лет я не брал в рот ничего спиртного. Начальник вокзала хитро улыбался, в этой улыбке звучали такие слова:
- Заливай, заливай. Мы-то лучше знаем, кто сколько пьёт...
Комментарии читателей Оставить комментарий