НЕ ОТДАДИМ СИРОТ, НО И САМИ НЕ ВОЗЬМЕМ

НЕ ОТДАДИМ СИРОТ, НО И САМИ НЕ ВОЗЬМЕМ Сегодня многие россияне выступают против усыновления наших детей иностранцами. Особенно велик процент противников среди заядлых

НЕ ОТДАДИМ СИРОТ, НО И САМИ НЕ ВОЗЬМЕМ

Сегодня многие россияне выступают против усыновления наших детей иностранцами. Особенно велик процент противников среди заядлых телезрителей. Федеральные телеканалы, в подробностях сообщая о трагических случаях гибели усыновленных российских ребятишек в иностранных семьях, порой забывают добавить, что наши граждане во сто крат чаще убивают своих собственных детей. Вспомнить хотя бы недавние события в Кировском районе, которые потрясли весь город. Когда отчим в состоянии опьянения убил грудничка. И этот случай не единичный. Сколько ребят ежедневно подвергается насилию в собственных семьях со стороны зачастую пьющих родителей.

Проблему “ничьих детей” пытаемся решить всевозможными способами. Организуем детские дома семейного типа, гостевые семьи... Однако все это не приживается на российской почве, и беспризорная армия принимает в свои ряды все новые и новые пополнения.

А ведь сирот в нашей стране всегда хватало. Но только они были кому-то нужны — близким, родному государству (а не американскому или европейскому). Раньше, если малыш оставался без родителей, его забирали родные. Брались за воспитание многочисленные тети и дяди, бабушки и дедушки, заботились о нем как о собственном ребенке.

В моей семье тоже есть бывшие воспитанники детдома и городских подворотен. Трудно поверить, что мой дед — бывший директор завода, уважаемый в городе человек, когда-то в революционном 17-м году был беспризорником. Колесил по стране, хулиганил, воровал. Но в то время (куда более трудное, чем нынешняя эпоха) отгораживались от чужих проблем не многие. Историю о мужчине, который помог моему дедушке найти работу, воспитал в нем настоящего человека, знает все его многочисленное потомство. Родной дядя также вырос в детдоме. Этот факт не помешал ему в последствии получить два высших образования, устроить свою жизнь, найти семью.

А что ждет нынешних брошенных ребятишек? У них нет шансов на новую жизнь. Зачастую, на жизнь вообще. Всего несколько лет назад в домах ребенка или детских домах малыши с диагнозом ВИЧ были редкостью. Сегодня их число увеличилось в разы. Но зато у них в разы сократились шансы оказаться в семье среди родных, любящих их людей. По данным статистики именно от больных детей в большинстве случаев отказываются родители, и единственный шанс почувствовать себя полноценным человеком могут подарить им только иностранные усыновители.

Даже у здоровых детей-отказников перспективы в нашей стране не радужные. С каждым годом сокращается количество российских семей, готовых их усыновить. Зато число иностранных усыновителей не убавляется. Так что же делать — дать нашим детям шанс на семью за границей или обречь их на одиночество и безысходность на родной земле?

Дарья ДОБРИНА.

ДВАЖДЫ ОСИРОТЕВШИЕ

Было время, когда семья Глушковых находилась под пристальным вниманием прессы. Еще бы! Не каждые родители, имея пятерых своих детей, возьмут на воспитание еще четырнадцать ребят. Однако обретенное, казалось бы, навсегда счастье было мимолетным и призрачным. Три года назад мама большого семейства Нина Александровна умерла, оставив своих “птенцов” один на один с целым возом всевозможных проблем. Чтобы узнать, как теперь живут Глушковы, мы отправились в Кировский район.

“МНОГОДЕТНАЯ КВАРТИРА”

— Вы не подскажете, 129-я квартира на каком этаже? — поинтересовались мы у вошедшей следом за нами в подъезд девушки.

— Ой, так это же ко мне!

Шестнадцатилетняя Галя (так звали нашу новую знакомую), попавшая к Глушковым со своим братом Андреем из Тормосиновского детского дома, на нас отреагировала как на частых гостей, привычно проводила на кухню со словами:

— Старший брат Алексей еще на работе, а старшая сестра сейчас спустится.

Тут же на пороге появились две молодые женщины — Елена и Евгения. Обе они родные дочери Нины Александровны. Теперь после ее смерти Женя в семье за главного, хотя и не самая взрослая. Старшая 32-летняя сестра Тая живет отдельно со своей семьей. Один из братьев сейчас служит в армии, другой учится во Фролово. Еще кто-то живет отдельно, кто-то получил комнату в общежитии, кто-то женился... Одним словом, застать семью в ее полном составе не так-то просто. На просьбу рассказать подробнее о каждом девушки затараторили наперебой. Окончательно запутав нас в своих многочисленных родственниках, сестры запутались в них сами. Вспоминая усыновленных детей, иногда теряли в подсчетах своих родных братьев и сестер.

— Паша с Сашкой, Петька с Димкой и Лешка, — загибала пальцы Лена.

— А Серый, а Андрей? — вопросительно взглянула на нее Женя.

Сестры засмеялись. Впрочем, это был первый и последний смех, который мы услышали за весь вечер, проведенный в этой квартире.

МАМА “ПО ЗНАКОМСТВУ”

Семейная идиллия, картина всеобщей любви и братства, которая рисовалась воображением, пока мы направлялись к Глушковым, вмиг была стерта жизненными реалиями. В квартире, на первый взгляд уютной и просторной, царил дух общежития. Недаром первое слово, которым охарактеризовали себя обитатели квартиры, было не слово “семья”, а “семейный детский дом”.

При Нине Александровне здесь все было по-другому. У каждого были свои обязанности по дому. Теперь от старых распорядков остались только воспоминания. “Мы взрослые. К чему графики составлять. За кухней по-прежнему следит Евгения, Галя — за своей комнатой и прихожей. Если надо куда-то уйти, то отпрашиваемся у Алексея”.

— С чего начался ваш семейный детский дом, как ваша мама решилась на такой благородный и вместе с тем очень ответственный поступок?

— Она раньше работала в детском доме, потом в районо. Занималась всю жизнь проблемами брошенных детей. Однако не все приемные дети попали к нам в семью из детского дома. Некоторых мама брала “по знакомству”.

Так в семье появилась трехлетняя Наташа и шестилетний Тима. Их мама умерла от рака в 89-м году. Потом взяли Сашу. Ему тоже тогда было три года. А в 91-м умерла подруга Нины Александровны, оставив новорожденного ребенка.

ПАНАЦЕЯ ОТ ЭГОИЗМА

— А сколько было вам лет, когда в семье стали появляться новые дети?

— Жене — девять. А мне — шесть, — ответила Лена.

— И что вы тогда почувствовали?

— Сначала было интересно, потом — ревность. Мама уделяла больше внимания им, объясняя, что у нас есть родители, а они — дети несчастные.

На кухне появилась наша недавняя знакомая — Галя. Решили поинтересоваться, какие впечатления она хранит от первой встречи со своими новыми сестрами.

— С первого взгляда они мне не понравились. Со временем — да.

— Но какой-то хороший опыт вы приобрели, живя вместе?

“Многодетная семья развивает в человеке терпимость”, — рассчитывали услышать мы, но услышали другое.

— Знаете, чего нет в семейных детских домах? Эгоизма. Здесь никто не ссорится из-за кофт или еще каких-то вещей.

— Вы считаете, что ваша семья счастливая?

— Да, хотя и много сложностей приходится преодолевать, — считает Женя.

— Финансовых или психологических?

— Сначала возникают финансовые проблемы, а уже они влекут за собой психологические. После смерти мамы нам обещали помочь все. И администрация, и чиновники разные... Однако вскоре все позабыли о нас. Живем на то, что заработаем сами. Только Галя с Андреем, которым еще нет семнадцати, находясь под опекой, получают пособие.

МИЛОСЕРДИЕ НА ПЕРЕСЧЕТ

Сидевшие с нами на кухне девушки могли лучше, чем любой чиновник, рассказать, как можно решить проблему брошенных, осиротевших детей. Уж кто-кто, а они сполна хлебнули этой беды.

— У вас не возникает желания взять в свою семью приемного ребенка? — поинтересовались мы у Жени, которая уже имеет своих двух детишек.

— Я еще воспитываю младшую сестру Вику. Опеку мне над ней не дали. Вежливо объяснили, что папа-то жив. Но у него нет возможности ее обеспечивать. Она полностью на мне. Навстречу никто не идет. Говорят: “Лишайте отца родительских прав”. А как я ей это могу объяснить?

— Может быть, я и взяла бы в свою семью детей из детского дома, но не столько много, — вступает в разговор Лена. — До смерти мамы все было проще. Выплачивалось пособие несовершеннолетним. В праздники мы все ездили на елки, летом — отдыхали по путевкам. Побывали во Франции, Греции, Болгарии, исколесили Черноморское побережье. Каждый год отправлялись в лагеря и санатории. Но все это в прошлом.

Уж кому-кому, как не этим девушкам знать, что на 2—3 тысячи, которые выплачивает государство, ребенка не оденешь и не накормишь, а про образование и говорить не стоит. Из 19 детей семьи Глушковых только один Алексей получил высшее образование, точнее два — закончил физмат ВолГУ и православный университет.

Девушки искренне верят, не останься государство в стороне, детские дома семейного типа могли бы спасти множество детских судеб. А так семьи, добровольно отказавших себе и своим детям во многих жизненных благах ради нескольких спасенных сирот, по пальцам пересчитать можно. Глушковы всех их знают.

— В Волгограде — Бережновы, Школьниковы, Мудрицкие и Устиновы, в Волжском — Яковлевы, в Чернышках — Егоровы. Про Егоровых знаем, что живут они полностью на подсобном хозяйстве, никакой помощи государство им не оказывает.

— А как вы относитесь к тому, что наших детей усыновляют иностранцы?

— Без них проблемы не решить. Ведь сколько больных детей в детдомах? На что лечить их с нашими зарплатами? Самим бы прокормиться.

Кстати, семья Глушковых тоже столкнулась с подобной проблемой. У одной из сестер серьезное заболевание глаз. Девушка теряет зрение.

— Еще мама возила ее в МНТК на обследование. Теперь нужна операция. Чтобы помочь сестре, необходимо всего-навсего 30 тысяч рублей.

Для кого-то это совсем небольшая сумма, а для человека, попавшего в беду, 30 тысяч — это цена его будущего. Как бывает несправедлива судьба. Найдя семью, начав новую жизнь, человек опять теряет, казалось бы, навсегда обретенное счастье. И помочь ему бессильны ставшие родными люди. А на государство снова рассчитывать не приходится.

— Не помню, чтобы медицинские учреждения хоть раз оказали нам бесплатные услуги, — говорит Женя. — За все приходится платить по полной программе.

ЦЕНА СЛЕЗЫ РЕБЕНКА

На фоне человеческой жестокости равнодушие государства к своим гражданам порой кажется верхом гуманности.

— Самая младшая сестра Вика учится в школе. Ей как ребенку-сироте должны выдавать бесплатные учебники, обеспечивать бесплатным питанием. Но она много раз приходила из школы со слезами на глазах и говорила, что не надо учебников, не надо питания. За это “бесплатное” приходится слишком дорого расплачиваться, постоянно терпеть унижения и оскорбления со стороны одноклассников и даже учителей. Кстати, учителя чаще упрекают ее за то, что она из малообеспеченной семьи. Потому я сама покупаю ей учебники, плачу за охрану (хотя не должна), чтобы ребенок не возвращался домой с красными глазами.

РАСПЛАТА ЗА МАТЕРИНСКИЙ ПОДВИГ

Самая острая проблема, с которой столкнулись Глушковы, — приватизация жилья. В двух принадлежащих им четырехкомнатных квартирах, расположенных в одном подъезде, сегодня живут аж 14 человек из их семейства.

— Наши две квартиры считаются служебным жильем, и у нас на них нет ордеров, — поделилась Женя. — Последние два года мы обращаемся в администрацию Кировского района с просьбой перевести согласно закону данное жилье из служебного в ордерное. Еще мама писала такие письма чиновникам, а те не отвечали. Нам же сказали, что одну квартиру за нами закрепят, а другую — нет. Нас только родных вместе с нашими детьми 10 человек и еще столько же приемных нуждается в крыше над головой.

Семья Глушковых не одинока в своей беде. Семейный детский дом Бережновых тоже судится из-за жилищного вопроса. Еще Чехов подарил им коттедж, но ордер выдан не был, и администрация не разрешает семье стать собственниками их дома.

Скоро все воспитанники семейного детского дома Глушковых достигнут своего совершеннолетия. Приемным детям государство предоставит общежитие, потом — квартиру. “А мы, родные, можем остаться на улице, — печально завершает свой рассказ Женя. — Становится обидно. Наша мама воспитала чужих детей, а кто же позаботится о нас?”

Дарья ДОБРИНА, Виктория ШАДЧИНА.

ТЕЛЬЦЕ РЕБЕНКА НАШЛИ В ОТРАДЕ

Сухие милицейские сводки, порой, при более подробном и вдумчивом чтении просто вгоняют в дрожь...

“В 9 часов утра 29 ноября в милицию Кировского района обратилась неработающая 19-летняя девушка с заявлением о том, что ее неработающий 30-летний сожитель забрал ее грудного сына и отдал его неизвестной женщине...”

Что хотел сделать с ребенком этот пьяный 30-летний мужчина или что он таким образом пытался доказать своей молоденькой подруге, сейчас выясняет прокуратура. Возможно, просто хотел испугать? Потому что никакой незнакомой женщине он мальчика не отдавал...

Сотрудникам милиции практически сразу же удалось выяснить следующее. Версия о незнакомой женщине родилась в его пьяном сознании, когда надо было что-то говорить своей подруге, которая, естественно, стала требовать ответа на вопрос, где ребенок.

Что же произошло на самом деле? А на самом деле в 7 часов утра этот пьяный мужчина, схватив ребенка, выскочил с ним в подъезд и практически тут же, оступившись, упал. Ребенок, до этого истошно вопивший, при этом как-то вдруг резко замолчал... Как показала впоследствии экспертиза, травма, полученная ребенком в тот момент, оказалась смертельной.

Когда и как понял 30-летний молодой человек, что ребенок мертв, что при этом подумал и почувствовал (если был способен вообще что-то чувствовать в пьяном угаре) — нам не известно, но способность соображать им утрачена не была. И инстинкт самосохранения требовал от трупа избавиться... Что он благополучно и сделал, бросив бездыханное тельце грудного ребенка в овраг, что у речки Отрада.

...Может быть, душа этого едва родившегося человечка и нашла там свою отраду (кто знает?), избавившись от тех страданий, которые, судя по всему, были уготованы ему в этой жизни. Однако сам по себе этот факт весьма показателен. Можно, конечно, рассматривать его как нелепую случайность, но факты, как и статистика, вещь упрямая, и они говорят о том, что дети, как самые незащищенные члены нашего общества, наиболее часто подвержены насилию со стороны тех, кто по логике вещей должен их охранять, холить и лелеять, — со стороны взрослых...

Светлана ДУДКОВА.

РОССИЯНЕ НЕ ХОТЯТ УСЫНОВЛЯТЬ ДЕТЕЙ

По данным Министерства образования РФ, около 150 тысяч детей и подростков, оставшихся без попечения родителей, было официально зарегистрировано в России в прошлом году. Еще в 1993 году эта цифра равнялась 81,5 тысячи. Как же быть с этими отверженными близкими и чужими людьми существами? Этот вопрос был задан гражданам нашей необъятной Родины. И вот что получилось.

72% россиян не согласились бы в настоящее время усыновить ребенка. В частности, 40% опрошенных ответили “безусловно, нет”, 32% — “скорее нет” (даже при наличии соответствующих материальных и жилищных условий). Менее трети опрошенных на вопрос ответили неуверенное “да”. Практика эти цифры подтверждает. За последние 10 лет усыновлять брошенных детей мы стали реже.

Одновременно с нежеланием решать проблему собственными силами мы негативно относимся к усыновлению наших детей-сирот иностранцами. Более половины россиян не хотят, чтобы наших детдомовцев обеспечивало новой семьей и домом чужое государство. 30% опрошенных равнодушно относятся к проблеме иностранного усыновления и только 11% — положительно. Причем налицо разногласия по данному вопросу между отцами и детьми. Россияне старше 60 лет, как правило, пополняют ряды противников, а сторонниками зарубежного усыновления становится молодежь.

Получается, что современное российское общество что та собака на сене руководствуется принципом “ни себе, ни другим”.

А между тем ни для кого не секрет, что русские усыновители предпочитают забирать в свои семьи здоровых детей, в то время как иностранца страшный диагноз ВИЧ или болезнь Дауна в медицинской карте ребенка не пугает. Во-вторых, наши бездетные семьи мало интересуются большенькими обитателями детских домов, уже столкнувшимися лицом к лицу с реалиями нынешней жизни. С ранних лет они знакомы с наркотиками, спиртным. Многие неоднократно попадались во время милицейских облав. Вернуть такого ребенка к нормальной жизни сложно, да и получится ли вернуть — неизвестно. Чаще всего россияне хотят усыновить ребенка младше одного года, в то время как иностранцы чаще забирают детей от трех лет и старше. В три раза чаще папы и мамы из-за рубежа интересуются взрослыми ребятами.

Любопытно, что готовность к усыновлению не зависит от уровня дохода семьи. Люди с низким уровнем достатка чаще (31%), чем обеспеченные россияне (26%), говорили о том, что они взяли бы на воспитание сироту, если бы позволили материальные и жилищные условия.

На вопрос, кто и, главное, как должен решать проблему беспризорности в нашей стране, все отвечали по-разному. Крайним оказалось все же государство, а уже потом — общественность. Как один из выходов предлагалось создание новой должности уполномоченного по правам ребенка. Необходимость введения закона, запрещающего иностранцам усыновлять наших сирот, большинство россиян отвергло.

ДАЙТЕ ЕЩЕ ОДИН ШАНС!

— Никакое даже самое образцовое детское учреждение не может заменить ребенку семью, — говорит главный врач городского дома ребенка Олег Васильевич Чернобай. — Поэтому я только “за” усыновление детей, в том числе и заграницу. Разве плохо, что дети-сироты, которые не усыновлены россиянами, имеют еще один шанс попасть в семью за рубеж? Чаще всего это тяжело больные дети, которых наши граждане никогда не возьмут. А иностранцев не пугают такие диагнозы, как болезнь Дауна, СПИД. По сути, этим детям в России ничего не светит. А там у них есть шанс почувствовать себя полноценными людьми.

Сегодня мало кто из российских семей может позволить делать ребенку те дорогостоящие операции, которые мы делаем малышам, находящимся в доме ребенка. И в кардиоцентре, и в московских клиниках. Этим и объясняется нежелание наших людей усыновлять ребятишек с серьезными заболеваниями.

Сейчас содержание одного ребенка в нашем учреждении обходится в более чем 500 рублей в сутки. В эту сумму включены все расходы — питание, одежда, игрушки, зарплата воспитателям, коммунальные платежи. Понятно, что ни в одной семье столько средств никто не тратит на своего ребенка. Если создать социальные семьи и платить им хотя бы 10 тысяч рублей, то найдутся многие, кто возьмет на воспитание десятерых детей и на 100 тысяч в месяц будет их прекрасно кормить и воспитывать. Конечно, возникает вопрос, как потом отследить, проконтролировать, что же доходит до детей, но этим должны заниматься специалисты.

Сегодня детей бросают гораздо чаще, чем усыновляют. В больницах города порой до 50 малышей томятся рядом с больными детьми в ожидании своего места в доме ребенка. “Если их не усыновили, то они остаются у нас, — говорит Олег Васильевич. — А для государства это большое бремя. Наш дом ребенка и так “лопается”. Главные врачи стационаров звонят и просят забрать детей, а я не могу, потому что у меня дом ребенка забит под завязку, все имеющиеся 144 койки заняты. Хотя несколько лет назад обходились сотней коек. В Самаре и Астрахани — городах такой же величины, как наш, уже по три дома ребенка работают, а мы, к счастью, обходимся одним. А если бы детей не усыновляли наши люди или иностранцы, то и трех было бы мало. В среднем по России половину детей усыновляют россияне, а другую половину — иностранцы. Никто не ограничивает наших граждан к усыновлению. Приходите, усыновляйте, пусть дома ребенка будут пустыми!

ДОРОГИЕ МАЛЫШИ

Говоря о международном усыновлении, возникает три проблемы: доходы физических лиц и агентств, оказывающих услуги по факту международного усыновления, отсутствие контроля за судьбами детей и контраст между количеством детей, усыновленных российскими и иностранными гражданами. Остановлюсь на первой. На сегодняшний день возможным и самым приемлемым вариантом решения этой проблемы признается ратификация Гаагской конвенции. Ее положения требуют от всех физических и юридических лиц прохождения внутренней Гаагской аккредитации. Это позволяет рассчитывать на строгую финансовую отчетность не только со стороны государства, представляющего семью, но и со стороны “государства-усыновителя”, полную прозрачность движения финансовых средств в обоих государствах.

Каждый раз, когда речь заходит о международном усыновлении, поднимается и вопрос денежный. Стоит отметить, что все лицензированные иностранные агентства по усыновлению являются непрофитными, то есть не приносящими дохода. Например, в Америке все подобные службы ежегодно сдают все свои финансовые документы на проверку в федеральное правительство. И если обнаруживаются какие-то нарушения, отбирается лицензия. Все те деньги, которые подобные агентства получают от своих клиентов, они обязаны юридически потратить на детей.

Существует проблема так называемой помощи. Если агентство оказывает финансовую помощь детскому дому, последний обязан ответить, откуда и на что эти деньги. А в результате будет считаться, что это взятка. И между тем цены на усыновление за границей весьма высоки. Так, в среднем усыновление в США российского ребенка обойдется в 23 тысячи долларов. Эти средства уходят на home study (домашнее обучение). Это административная проверка информации об усыновителе, официальное подтверждение всех документов, обучение клиентов специалистами, визы, переезды и проживание иностранного усыновителя в России.

Мы много говорим о своем негативном отношении к усыновлению за границу наших детей. Мол, насилие, бесконтрольность... Но вот один факт. На содержание ребенка за границей даже в детском доме ежегодно выделяется 6—10 тысяч долларов. Думаю, не стоит и говорить о разительной разнице в содержании российских детских домов и состоянии государственного контроля за теми незначительными средствами, выделяемыми подобным организациям.

Анна НАУМОВА.