“Дела давно минувших дней...”

К большому сожалению для многих молодых волгоградцев история нашего города, возраст которого давно перевалил за 400 лет, начинается с окопов Сталинграда. Худо-бедно знаем фамилии

К большому сожалению для многих молодых волгоградцев история нашего города, возраст которого давно перевалил за 400 лет, начинается с окопов Сталинграда. Худо-бедно знаем фамилии Чуйкова, Шумилова, Рокоссовского (спасибо улицам, увековечившим имена героев в памяти волгоградцев). Увы, то что было до войны, вне всякого сомнения, яркая и героическая страница нашей истории. Но ведь была еще и другая, дореволюционная история, остающаяся для многих горожан тайной. На то есть объективные причины. Город после Сталинградского котла был превращен в руины, потом был заново отстроен и заселен людьми, приехавшими сюда из разных уголков Советского Союза. Летопись нашей малой родины словно оборвалась в 42-м году и после писалась заново с чистого листа. Попросите любого волгоградского старожила рассказать о клочке земли, на котором стоит его дом, об улице, по которой он прогуливается каждый день. В лучшем случае вам поведают о периодах НЭПа и первых пятилеток. Палеолитом для волгоградцев можно считать революцию. А что было до нее, в XIX веке, в начале XX? Чем жил уездный городок Саратовской губернии с благозвучным названием Царицын? Ведь полна была земля наша удивительными людьми, радеющими за судьбу родины и родного края. О них могут рассказать лишь вырезки из старых газет, остатки уничтоженного войной архива да потомки известных царицынских жителей. В их семейных альбомах хранятся черно-белые фотографии позапрошлого века, старые письма, выписки из метрических книг. Вот только отыскать этих потомков не так-то просто. Долгое время наследников дворянских и купеческих фамилий приучали скрывать свое “порочное” родство. Потом это вошло в привычку. Многие из правнуков знаменитых царицынцев говорят на ломаном русском, потому как выросли за рубежом. Мы попытались найти тех немногих, кто хранит память о своих далеких родственниках и истории Царицына.

ЖЕСТОКИЙ РОМАНС СЕМЬИ ЛАПШИНЫХ

В Кировском районе по сей день живет правнучка Василия Федоровича Лапшина. Она просыпается под звон колоколов церкви святой Параскевы Пятницы, отстроенной ее прадедом много лет назад, любит вспоминать укромные уголки старого, поросшего вековыми деревьями Лапшин-сада. Спасти этот сад — не в ее силах, зато она мечтает спасти единственное значимое для нее дерево — генеалогическое древо ее знаменитого рода, рода Василия Федоровича Лапшина.

К ЗАБЫТОЙ ГЛАВЕ О ГОРОДСКОМ ГОЛОВЕ

Ни одна книга по истории, ни один архив не поведает о человеке столько, сколько семейные легенды, передающиеся от поколения к поколению. В поисках своих корней Тамара Евгеньевна Макарова столкнулась с некоторыми противоречиями и замалчиваниями. Ведь долгое время на жизнь богатейшего и знаменитого царицынца смотрели сквозь призму марксистско-ленинского учения.

— В книгах все правильно пишут о количестве детей, о том, что имелись у прадеда лесопилки и пароходы. А вот о том, какой он был человек, сколько сделал для своего города, будучи его главой, мало кто знает. Мне посчастливилось получить некоторые сведения в Саратовском архиве. К примеру, расчеты по водопроводу, а также канализации делал непосредственно мой прадед. Даже нынешние специалисты были удивлены их грамотностью и экономичностью.

Поначалу желания узнать историю своего рода у Тамары Евгеньевны не возникало. Долгое время афишировать подобное родство было небезопасно. Интерес пришел с возрастом. С тех пор женщина — завсегдатай нашего архива, дома у себя собрала целую краеведческую библиотеку и мечтает только о том, чтобы поработать в Саратовском архиве.

Напоив нас чаем, Тамара Евгеньевна вынесла из комнаты свой фундаментальный труд — генеалогическое древо, на ветвях которого сохранилось немало интересных фактов и занимательных историй.

ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ?

Жену мецената Лапшина звали Парасковией. Имя любимой Лапшин увековечил в отстроенной на берегу Волги церкви святой Параскевы Пятницы. Впрочем, были у него и другие причины поставить на этом месте храм. Некогда здесь проходил овраг, в котором погиб еще будучи младенцем младший сын Лапшина — Василий. Мальчик выпал у няни из брички.

“Поначалу, когда в храм входила, были и переживания, и волнения, и слезы, — говорит Тамара Евгеньевна. — Теперь прошло. Общаюсь со священниками. Батюшка даже подарил мне кирпич из стены церкви, на котором обозначена фирма, его выпустившая”.

Что касается супруги Василия Федоровича, известно о ней мало. Была Парасковия Ивановна из знатного рода Чепраковых. Муж ее очень уважал и почитал. Жили они в любви и согласии.

— По книгам, прадеда разрисовывали как самого жадного, — рассказывает Тамара Евгеньевна. — Все источники приводят пример, как Лапшин за игрой в карты уронил монету и пока искал ее, один из игроков светил ему подожженной крупной купюрой. Но ни одна книжка не приводит слов, сказанных моим прадедом: “Я деньги не прожигаю, я их зарабатываю”.

Он был очень строг к себе и родственникам. Ценил свое время, присутствовал только на тех заседаниях думы, где обсуждались или технические вопросы, или меценатство. Пустые разговоры были не для него. Одевался Лапшин скромно, из дорогих вещей носил только золотые карманные часы. Из скромности, видимо, отказался он от налоговых льгот, предоставленных ему дворянским званием.

ЦАРИЦЫНСКАЯ КЛЕОПАТРА

В семье Василия Федоровича было трое детей — две дочери и сын. Потомков мецената по линии одной из дочерей — Татьяны — судьба забросила с берегов Волги на берега Сены. Когда отечество переживало взлеты и падения, внук или правнук Лапшина прославился во Франции как известный дирижер.

Вторая дочь, бабушка Тамары Евгеньевны — Зинаида, так и осталась в родном Царицыне. Сын Александр застрелился еще до революции в 1914 году. Причиной трагедии стали сложные семейные взаимоотношения с женой Клеопатрой (до замужества Калиниченко), дочкой московского нефтемагната.

— Ее с самого начала недолюбливал Василий Федорович Лапшин, прежде всего за манеру вызывающе одеваться. Она могла появиться на светском вечере в облегающем костюме змеи, шокируя тем самым свекра и всю благородную публику в придачу. Однако после смерти сына Лапшин не перестал помогать Клеопатре и ее детям.

Свекор простил Клеопатру, а господь простил Александра Васильевича, и его, покончившего жизнь самоубийством, отпевали в церкви. О похоронах своего двоюродного деда Тамара Евгеньевна узнала из дореволюционных газет.

ЧТО ХРАНИТ “ПАМЯТЬ ПАРИЖСКОЙ КОММУНЫ”

Состояние Лапшина оценить трудно. Известно, что особняк его располагался на том месте, где сейчас стоит Главпочтамт. На входе с угла сражали великолепием большие стеклянные двери. Однако внутреннее убранство, как и жизнь обитателей дома, не блистало роскошью. Было только самое необходимое.

После революции в здание вселился суд, подзащитные, присяжные и судьи продолжали сидеть все в тех же креслах, за теми же столами, что и прежние обитатели особняка. А в войну дом сгорел.

Если дом Лапшина нам остается лицезреть только на архивных снимках, то знаменитые лапшинские пароходы видел каждый волгоградец. Один из них даже запечатлен на кинопленке. “Жестокий романс” по “Бесприданнице” Островского увековечил память о нашем меценате и его состоянии. Именно на палубе парохода, некогда входившего во флотилию Лапшина, развивались трагические события киноленты.

Вообще, его судна еще долго служили людям. Но их век тоже подошел к концу. Тамара Евгеньевна открывает перед нами альбом со старыми снимками. Здесь и люди, и пароходы: “Вот “Александр” — судно было построено в 1910 году, потом переименовано в “Артур Рубенштейн”, потом — в “Рыков”, и уже после — в “Серго Орджоникидзе”. Сгорел корабль в 1958 году в затоне “Память Парижской коммуны”.

Потомкам Лапшина не достались ни его лесопилки, ни кондитерка, ни пароходы. Зато последующие поколения унаследовали от Василия Федоровича то, что не могла ни отобрать, ни национализировать никакая власть — порядочность, добросовестное отношение к работе и людям.

Сама Тамара Евгеньевна Макарова, как и ее отец, стала инженером-проектировщиком, а вот ее сын, праправнук Лапшина пошел по стопам своего далекого предка. Он не любит афишировать своих добрых дел, потому как совершает их не ради славы и почета. Это, скорее, семейное. Сейчас мужчина помогает одному из детских домов области игрушками и питанием.

ПАТРИОТЫ ПО ПРИЗВАНИЮ, А НЕ ПО НАЗВАНИЮ

Внучка Лапшина, мама Тамары Евгеньевны, умерла давно.

— Ей пришлось в жизни нелегко. Ее еще долго узнавали люди на улице. Особенно, кто работал в хозяйстве прадеда, на лесопильном заводе и в саду на Горной Поляне. “Вон внучка Лапшина”, — показывали на нее пальцем. А она старалась не афишировать своего родства, ведь в те годы это могло обернуться репрессиями.

Однако по счастливой случайности потомки мецената избежали гонений. Только два его внука по линии дочери Татьяны уехали во Францию. На свой страх и риск они как-то приезжали в Москву, но это было очень давно и очень опасно. Я с ними никогда не общалась.

Закрыв глаза на свои благородные корни, мама Тамары Евгеньевны воспитывала своих детей в духе коммунистического времени — патриотами своей советской родины. На строй никто не роптал. Хотя приходилось всем очень трудно, особенно после войны, откуда не вернулся отец Тамары Евгеньевны.

— Мама была учительницей, работала в две смены. Постоянно домой таскала трудных учеников, с которыми не только занималась дополнительно, но купала, кормила их. Она была преподавателем по призванию, а не по названию. Воспитывала еще и племянников, оставшихся от двух сестер, погибших в войну.

В Кировском районе правнучка Лапшина оказалась после войны. Сначала семья жила в барачном городке, где располагались военные госпитали (ныне Химгородок). Квартира в доме, стоящем по соседству с церковью, отстроенной прадедом, ей досталась случайно.

Когда-то у крупного царицынского финансиста Лапшина были слуги, рабочие, друзья. Много лет спустя жизнь свела вместе потомков этих людей. К примеру, Тамара Евгеньевна училась вместе со своей подругой детства Викой Якуповой в одном классе. Дедушка Вики до революции работал у прадеда Тамары Евгеньевны мастером по дереву. Лапшин его очень ценил и в награду за службу помог отстроить бревенчатый дом на Соленом пруду. Тамара Евгеньевна много раз была там в гостях.

С БЕРЕГОВ ВОЛГИ НА БЕРЕГА НЕВЫ

Когда Александр Александрович Лапшин — дядя Тамары Евгеньевны — бывал в Волгограде, во время экскурсии по Волге гид рассказывала о церкви святой Праскевы. Мужчина хотел было что-то сказать, но промолчал...

Сын Клеопатры, внук царицынского мецената, всю жизнь прожил в Санкт-Петербурге. Носитель знаменитой фамилии избежал гонений лишь благодаря стараниям бабушки, которая смогла оформить его как сироту. Несколько лет назад Александр Александрович Лапшин — крупный ученый и последний носитель фамилии — скончался вдали от родины своих предков, в северной столице.

БОЛЬШЕВИКИ, ТОПИВШИЕ БАРЖУ СО ЗНАТНЫМИ ЦАРИЦЫНЦАМИ, НЕ ЗНАЛИ, ЧТО У ТЕХ УЖЕ “КУПЛЕН” БИЛЕТ НА “НОЕВ КОВЧЕГ” ИСТОРИИ

В нашем городе найдется немало людей с весьма распространенными, но при этом не теряющими своего благородного звучания фамилиями Репниковы, Лапшины, Воронины. Многие ли из этих людей знают, какую роль в истории родного города сыграли в прошлом веке их однофамильцы, а может быть, даже их далекие предки.

Помним ли мы их, знаменитых людей дореволюционного Царицына, на плечи которых легли все тяготы становления, развития и процветания города? Обрывочные сведения, доходящие из краеведческой литературы сквозь призму марксистско-ленинских учений, лишь капля в море. А между тем земля наша была богата на людей талантливых, незаурядных, с деловыми способностями, заслуживших всенародное признание и любовь. К концу XIX века в Царицыне потомственных почетных граждан и купцов насчитывалось 115 человек. Вот судьбы некоторых из них.

КАК ЦАРИЦЫНСКИЙ МЕЦЕНАТ ЧУТЬ НЕ СТАЛ САРАТОВСКИМ

Василий Федорович Лапшин — краеугольная фигура во всей истории Царицына. Его владения, как и многих других современников знаменитого предпринимателя и мецената, простирались далеко за пределами нашего города. Не последним человеком он был, к примеру, на Саратовской хлебной бирже, владел пароходной компанией “Русь”.

Ни революция, ни Сталинградская битва не смогли стереть с лица города имя этого человека, увековечившего себя и в Лапшин-саду (некогда буйная фруктовая посадка сегодня поросла каменными джунглями элитных коттеджей, этот клочок земли известен горожанам как сад Лапшина), и в церкви св. Праскевы.

Кстати, именно из-за этого сада у волгоградского краеведа Ирины Литвиновой вышел спор с саратовским коллегой Владимиром Цыбиным.

— В Саратове тоже имеется сад Василия Федоровича Лапшина, — рассказывает Ирина Николаевна. — У нас в Кировском районе одно название осталось, а у наших соседей-то посолиднее Лапшин-сад будет. Потому-то саратовцы и претендовали несколько лет назад на нашего мецената. У него действительно недвижимость в Саратове имелась и свой сад. Но я все-таки доказала, что Лапшин — царицынский житель. Все его фирмы, их главные конторы, взять хотя бы тот же лесопильный завод, размещались в нашем городе.

ХОЗЯЕВА ЗАВОДОВ, САДОВ И ПАРОХОДОВ

Этот садик, неожиданно ставший предметом научного спора, некогда был хорошо известен и простому царицынскому люду. Неподалеку от него на Горной Поляне царицынский меценат отстроил дом отдыха для работников своего предприятия. У владельца двух лесопильных заводов и пароходного общества “Русь” всегда находилось время подумать о страждущих и нуждающихся.

Городская Управа в счет фонда имени Потомственного почетного гражданина Василия Федоровича Лапшина выдавала пособия бедным ученикам первого в России Царицынского ремесленного училища.

Неудивительно, что большевистское правительство, придя к власти, не смогло расправиться с Лапшиным и другими почетными царицынцами. Их объявили врагами народа, с чем народ совершенно не был согласен.

— Когда Лапшина и одного из Серебряковых большевики собирались потопить на барже в Волге, — рассказывает Ирина Литвинова, — меценатов отстояли именно рабочие. Почему? Просто богатейшие и знатные царицынцы своих людей никогда не обижали (чем современные хозяева заводов, газет, пароходов похвастать не могут. — Прим. авт.)

Так баржа смерти превратилась для этих двух людей в спасительный ноев ковчег, билет на который они по праву заслужили. На Пасху и Рождество они давали семьям рабочих подарки, накрывали для простого люда столы.

Однако столь щедрые горожане характер имели отнюдь не простой. Внук Лапшина Александр Александрович, например, рассказывал, что в Прощеное воскресенье Лапшин всех прощал, но сам ни у кого прощения не просил. Слишком был гордый. Не любил расшаркиваться.

КАК НАРОДНЫЙ ТЕАТР СТАЛ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫМ

Неудивительно, что многие видные царицынцы революции не приняли и ушли с армией Врангеля. Исключением из этого правила стал Александр Александрович Репников, всю жизнь выступавший за равноправие сословий в получении образования. Мало кто знает, что именно он построил Дом науки и искусства (ныне Новый экспериментальный театр). Строительство меценат вел с одним условием, чтобы и крестьяне, и мещане туда были вхожи, чтобы всем сословиям были доступны лекции, книги, народный театр, который он сам организовывал.

Какое-то время после революции Репников работал в собственном детище заведующим одного из художественных отделов. Такую должность ему предложили большевики. Следы Репникова теряются после 1918 года.

СЕРЕБРЯКОВСКИЕ КОНФЕТЫ И ПОКОРЕНИЕ СРЕДИЗЕМНОГО МОРЯ

Еще две известные в нашем городе фамилии — Серебряковы и Меркульевы. Григорий Нестерович Серебряков — один из самых видных царицынских меценатов и почетный гражданин города. Вместе со своим братом Александром Нестеровичем он владел металлообрабатывающим заводом и акционерным обществом с основным капиталом в 2 миллиона, куда входили лавки, магазины и конфетная фабрика. В царицынской коллекции Ирины Литвиновой до сих пор хранится упаковка от серебряковских конфет. Случайность помешала нам узнать о братьях и их потомках более подробно.

— Лет 12 тому назад приходила в краеведческий музей женщина. Она рассказала, что у ее деда в Царицыне были свои торговые дома. Видимо, она была внучкой одного из Серебряковых, — рассказывает Ирина Николаевна. — К сожалению, связь с ней прервалась.

Царицынский бизнес шагнул далеко за пределы Саратовской губернии. Акции компаний братьев Серебряковых, как и других царицынских предпринимателей — Меркульевых, котировались на петербургской бирже.

Меркульевы также были известными представителями почетного городского сословия. Они не принадлежали к высочайшему сословию почетных потомственных граждан, так как вышли из купечества.

Отец их родом был из Вольска. Но у сыновей бизнес сосредоточился в Астрахани и Царицыне. Как и у Лапшина, у Меркульевых была своя пароходная компания “Океан”. Работали они не только на линии волжских судоходных путей, но имели свой флот на Черном море и даже Тихом океане и Средиземном море.

ЛЕНИНСКАЯ “БРОНЯ” ДЛЯ ПОТОМКОВ ТАМЕРЛАНА

Попасть в первую гильдию царицынских купцов было не так-то просто. Особо в этой касте выделялся Бешира Невметуллович Амирханов. Татары в городе занимались, в основном, мелкорозничной торговлей. А Бешира был человеком уважаемым и состоятельным, потому что владел кожевенным заводом в Купоросном поселке, а в центре города имел магазин по продаже кожевенных изделий. Помимо этого промысла купец разводил породистых скакунов и устраивал для горожан скачки. Известно, что он и его родственники непосредственно участвовали в возведении городской мечети.

Разыскать потомков купеческого рода Амирхановых нам удалось случайно. Одна из дозвонившихся на “Круговорот” читательниц — Рашида Малюдовна Скороварова между делом заговорила о своих корнях. Оказалось, что Бешира Невметуллович ее родной дядя.

Сегодня Рашиде Малюдовне уже восемьдесят. Она младший ребенок в большой семье Амирхановых, в которой было аж 16 детей.

Купеческая племянница, выйдя замуж, перебралась жить в Красноармейский район. “Мама плакала, потому что этот район тогда считался деревней. А из нашего рода никто и никогда в деревне не жил”. Всю жизнь проработала конструктором, вырастила двух детей. А сегодня прикованную недугом к кровати женщину радует возможность поделиться с кем-нибудь историей своего рода, собранной по крупицам.

“Когда была возможность расспросить бабушку или маму, мне было не до этого, — говорит она. — А сейчас собрать сведения еще труднее. Оставшихся в живых родственников судьба разбросала по всей стране. Было время, когда я получила разрешение для работы в областном архиве, но так и не удалось мне полистать старые документы. В моей семье стали случаться несчастья — одно за другим. Сначала умерла мама, затем дочь, а потом и мое здоровье не выдержало. Вот уже три года я не выхожу из дома”.

В памяти женщины осталось много ярких воспоминаний из ее детства. Недвижимости у Амирхановых в городе было предостаточно. Но больше всего Рашиде Малюдовне запомнился двухэтажный дом из красного кирпича, который стоял в центре города по соседству с особняком других знатных царицынцев — Смирновых. “Раз в пять лет (это было обязательно летом) мама выносила из дома все цветы, вещи. Закрывала окна, двери. Семья перебиралась дня на три в летний домик. А мама зажигала серу, чтобы в комнатах не заводились ни тараканы, ни мокрицы, ни мыши. Ведь в подвале дома у нас содержалась вся живность — индюки, куры, козы”.

Никакие слова не могут описать красоту особняка Амирхановых. Особая кладка кирпича, парадный выход на улицу. Массивная лестница вела на второй этаж. Самой богатой была гостиная. На ее потолке “летали” ангелы, нарисованные масляной краской, стены украшали лепнина и ковры. Здесь же стояли фисгармония и большой бильярдный стол.

Самой драгоценной вещью этой комнаты было огромное гениалогическое древо, выполненное на старом пергаменте. Каждое последующее поколение Амирхановых вписывало свои имена в это древо. Во время войны семейная реликвия сгорела. А от их большого дома остались только стены.

По словам Рашиды Малюдовны, их богатая семья во время революции не пострадала. “Дед отдал все свое имущество новой власти, а та взамен нашей семье вручила охранную грамоту за личной подписью Владимира Ильича Ленина. Оставили нам и право жить в прежнем доме, правда, утварь всю растащили. Потом нашу посуду да ковры видели в домах у людей”.

Среди детских забав у детворы Амирхановых была излюбленная — купаться в Царице, прыгая в водную пучину с Астраханского моста. “Два раза я чуть не утонула в реке. В круговерть попала. Спасибо, что косы у меня были длинные, мальчишки вытащили меня. С тех пор, правда, в воде ноги отнимаются”.

Невидимая сила оберегала эту женщину всю ее жизнь. И тогда на Царице, и позже, когда пережила сталинградские бомбежки, вышла живой из немецкого концлагеря. Такую живучесть можно объяснить, говоря на языке современной науки, только хорошими генами. Ведь по семейным преданиям, род Амирхановых восходит к потомкам Тамерлана. “Мой род пять веков жил на этой земле”, — рассказывает женщина.

Видимо, горячая кровь воинственных предков играла в жилах братьев Рашиды Малюдовны. Все тринадцать мужчин получили высшее военное образование и сложили головы на полях брани в Первую мировую и Великую Отечественную войны. Сын нашей героини тоже прошел все горячие точки — от Афгана до Чечни.