Москва предлагает Западу «киберпакт о ненападении»

Власти РФ разработали конвенцию «Об обеспечении международной информационной безопасности»

Российская дипломатия продолжает демонстрировать труднообъяснимую и вступающую в непреодолимое противоречие с объективной реальностью веру в силу слова, произнесенного (а еще лучше письменно зафиксированного на каких-нибудь нормативных «скрижалях») на самом высоком международном уровне. Так и не добившись юридических гарантий того, что объекты американской системы ПРО в Восточной Европе не будут иметь антироссийскую направленность, наши власти спешат застраховаться (как им кажется) не только от баллистических ракет, но и от постоянно растущей угрозы в киберпространстве.

Не зная, каким образом можно предотвратить возможное проникновение на территорию РФ «африканской твиттерной заразы» (созданной в западных IT-лабораториях), российское руководство собирается «заговорить» эту проблему. В этих целях Москва адресует всем своим потенциальным супостатам почти ленинский призыв о «всеобщем кибернетическом мире без хакерских атак и фейсбук-переворотов», который облечен в форму проекта конвенции ООН «Об обеспечении международной информационной безопасности». Как сообщает газета «Коммерсантъ», данный опус (в этом также можно усмотреть схожесть с примирительным рефреном «Ребята, давайте жить дружно!» незадачливого пацифиста кота Леопольда) созрел в недрах Совбеза и МИД РФ, которые предлагают усилием политической воли всего мирового сообщества запретить использование Интернета в военных целях и для свержения неугодных режимов в других странах. При этом, как сообщает российское СМИ, этот кибернетический «fairplay» все же предусмотрительно оставляет национальным правительствам свободу рук в том, что касается регулирования национальных сегментов сети.

Следует признать, что проблема использования информационных технологий для раскачивания суверенных «лодок» после тунисско-египетско-ливийских событий носит отнюдь не виртуальный характер. Особенно грешат этим обитатели «главной цитадели демократии в мире». Не случайно с недавних пор доступ к Интернету в США входит в список чуть ли не естественных прав и свобод человека, наравне с правом на жизнь или здоровье. А любое (даже, казалось бы, полностью оправданное с точки зрения обеспечения безопасности в государстве и сохранения тех же самых жизней граждан) его ограничение рассматривается в качестве законного casus beli для организации «гуманитарной интервенции» извне. Более того, в соответствии с одобренной Белым домом кибердоктриной, США уже, можно сказать, объявили себя «киберпиратами в законе», оставив за собой право разрабатывать наступательные кибертехнологии и реагировать на кибератаки, не особо стесняясь в средствах, вплоть до применения ядерного оружия (по принципу «кто с «трояном» к нам придет, тот отведает ядерного гриба»). Кроме того, как сообщает «Коммерсантъ», в октябре 2010 года в полную силу заработало киберкомандование США (US Cyber Command) со штатом более 1000 человек.

Что касается российских спецслужб, то, судя по последним событиям в мире, они явно не дотягивают в своем мастерстве до передовиков цифровых технологий из ЦРУ и Пентагона. Однако вместо того, чтобы ликвидировать наметившийся пробел, российские власти, судя по всему, делают ставку на то, что Запад (а также Китай, который уже вовсю отрабатывает тактику уничтожения спутников на орбите посредством информационных технологий) проявит добрую волю к виртуальному самоограничению.

При этом обращает на себя внимание, что основные угрозы мировому кибернетическому миру, перечисленные в четвертой статье проекта киберконвенции («использование информационных технологий для враждебных действий и актов агрессии», «подрыв политической, экономической и социальной систем» одного государства другим, «манипулирование потоками в информационном пространстве других государств с целью искажения психологической и духовной среды общества», а также «массированная психологическая обработка населения для дестабилизации общества и государства»), Москва требует признать частью «информационной войны», а также преступлением против международного мира и безопасности. Что в итоге может на самом деле обернуться появлением в международном праве еще одного «сравнительно честного» и «относительно легального» повода для вмешательства в дела суверенных государств, вплоть до вооруженной интервенции с участием очередного переформатированного пула западных «демократизаторов».

А пятая статья упомянутого документа и вовсе является классическим образчиком кремлевской внешнеполитической маниловщины на грани с откровенным самообманом. Из нее, в частности, следует, что «государства будут руководствоваться принципом неделимости безопасности и не будут укреплять свою безопасность в ущерб безопасности других. Ни одно государство не будет предпринимать попыток добиться господства в информационном пространстве над другими государствами». Что, в свою очередь, по замыслу российских борцов с киберугрозами, призвано обеспечить Москве юридические гарантии сетевого ненападения.

Не меньшим махровым идеализмом отдает и от шестой статьи предложенной международной кибернетической доктрины, в которой содержатся такие ничем не подкрепленные «хотелки», как призыв «воздерживаться от разработки и принятия планов, способных спровоцировать возрастание угроз в информационном пространстве», «не использовать информационно-коммуникационные технологии для вмешательства в дела, относящиеся к внутренней компетенции другого государства» и, наконец, «воздерживаться от клеветнических утверждений, оскорбительной или враждебной пропаганды для осуществления интервенции или вмешательства во внутренние дела других государств».

Впрочем, справедливости ради следует признать, что все вышеперечисленные благоглупости вполне могут служить лишь отвлекающим маневром или, скажем иначе, компенсацией за ту аппетитную «морковку», которая тщательно замаскирована в тексте документа. Речь идет о положении, согласно которому «каждое государство вправе устанавливать суверенные нормы и управлять в соответствии с национальными законами своим информационным пространством». И хотя составители киберконвенции отдают неизбежную дань «общечеловеческой риторике», указывая на святую обязанность государства до победного конца (включая свой собственный) защищать свободу слова в Интернете и «не ограничивать доступ граждан к информационному пространству», в проекте недвусмысленно отмечается, что «каждое государство вправе устанавливать суверенные нормы и управлять в соответствии с национальными законами своим информационным пространством».

Мотивы, побудившие российские власти представить на суд мировой общественности киберконвенцию, в интервью KM.RU прокомментировал вице-президент Академии геополитических проблем Константин Соколов:

– На самом деле отделить информационную среду, создаваемую посредством сети Интернет, от информационной среды в целом практически невозможно. Т. е. нельзя рассматривать Интернет отдельно от средств массовой информации и всей совокупности информационных факторов, которые воздействуют на человека. Это первое.

Второе: записанные нормы попахивают тем же законом об экстремизме, который принят в России. Самые общие утверждения о том, что можно, а что нельзя, позволяют тем, кто исполняет закон, трактовать действия своих политических противников как угодно. Внутренних противников или международных – не суть важно: Интернет настолько интегрирован, что трудно отделить одних от других. Трудно выделить какое-то движение, которое на самом деле поддерживается и финансируется внешними силами, а также обеспечивается методическими документами по тактике действий от сугубо внутренних сил.

В данном случае мы видим прежде всего инициативу к усилению мощного полицейского режима в мировых масштабах. Это – элемент создания мирового государства с надгосударственной правовой системой, что, в свою очередь, означает утрату суверенитета государств и ведет к ожесточению политической и социальной борьбы в разных странах. В преамбуле закона говорится о том, что это должен быть надгосударственный документ, который действителен для всех. Теперь представьте себе ситуацию, когда в рамках одного государства приходят к выводу, что критерии, по которым регулируется информационное пространство, несправедливы и противоречат образу жизни, представлениям о вере и т. д. Но ничего изменить уже невозможно, потому что это, по сути дела, мировой закон. Вот почему он, безусловно, может нарушать суверенитет государств.

Положения о наднациональном характере конвенции и о том, что каждое государство вправе самостоятельно регулировать активность в Сети, противоречат друг другу. Мы можем посмотреть на подобную практику внутри России. У нас есть немало законов, по которым установлены общие, рамочные нормы, которые в дальнейшем «конкретизируют» в суде. Это может привести к произволу: я трактую закон так, вы – так, а прав тот, кто сильнее.

Я выступаю категорически против принятия рамочных норм, которые, тем не менее, обосновывают конкретное действие. Если рамочная норма – это всего лишь пожелание, то, как говорится, ради Бога. Но на основе пожелания нельзя действовать. Однако в данном случае под рамочные нормы можно при желании подвести все что угодно, а после этого осуществлять репрессивные действия: не только посадить в тюрьму, но и заткнуть рот, отрезать от доступа в Интернет или изъять право граждан свободно обмениваться информацией.

На примере с Ливией мы видим, как может разворачиваться информационная ситуация. Я совершенно убежден, что по прошествии некоторого времени мировая общественность будет хорошо информирована о том, как СМИ разных стран единообразно искажали информацию о событиях в Ливии, по той причине, что политическая и экономическая независимость во многом утрачена. И любые СМИ, которые попробуют вести информационную политику, альтернативную той, которая диктуется на международном уровне, попросту говоря, обречены на исчезновение. Точно так же будет происходить и здесь: формальная свобода, а на самом деле – полная диктатура наднационального свойства.

Сейчас нас пытаются убедить в том, что США не заинтересованы в прохождении этой российской инициативы, поскольку последняя якобы ограничивает их возможности по осуществлению киберагрессии на международном уровне. На самом деле это – совершенно стандартная технология проведения определенных правовых и политических решений, когда инициатор требует чего-то, казалось бы, совершенно невозможного, а другой говорит: «нет, давайте сформулируем это как-то помягче». При этом проводится тот вариант, на который люди сразу бы ни за что не согласились. Это играет на руку США, поскольку в настоящее время никто никаких императивных действий относительно самих США ни в информационной среде, ни в любой другой провести не может. А они могут. Так что недовольство Вашингтона подготовленным документом вполне может быть наигранным.