Афганская война: как это было
Мы публикуем интервью Родиона Маратовича Шайжанова, который служил в Афганистане в 1984-86 гг. Вопросы задает Дионис Каптарь
- Можно ли считать афганскую войну забытой и оболганной?
- Мое поколение прекрасно знает афганскую войну, и в советское время к нам «афганцам» отношение было нормальным. А вот в эпоху развала о нас стали забывать, были и попытки дискредитации. Многое зависит от подачи информации, и поэтому молодым людям действительно надо рассказывать о той войне.
- Как меняется совершенно мирный человек, превращаясь в солдата?
Я закончил московский техникум с отличием, и мне предлагали без экзаменов пойти в институт. Но в то время все мои товарищи ушли в армию, и, как считалось в те годы, каждый молодой человек должен отслужить. Поэтому я выбрал армию, а не институт. Я занимался парашютным спортом и поставил себе цель попасть в ВДВ. Тогда, конечно, о войне слышали, но подробной информации об этом было совсем мало, и вот меня отправили в Фергану. По дороге сказали, что там находится учебка, после которой процентов 40 отправляются в ГДР, а остальные - в Афганистан. На самом деле, все мы попали в Афганистан.
В Фергане началась солдатская жизнь, физическая подготовка, кроссы и так далее. Жара угнетала! В тени 30 градусов, и вот в учебке я и увидел первую смерть. Мы бежали кросс в полном обмундировании, в касках, с автоматами, в рюкзаке десантника - камни и песок. Один парень с Зеленограда, мой земляк, вдруг почувствовал себя плохо, он потерял сознание, упал и скончался. Потом мне поручили съездить в морг за ним, лично его одевал, а мне было всего-то 18 лет!
Потом вдруг началась эпидемия гепатита. Даже поговаривали о диверсии, ведь из 120 человек в нашей роте 90 заболело, но меня болезнь не коснулась и меня отправили в Афганистан. Прибыл в Кабул, на аэродром. Потом нас раздели до трусов, врачи вели осмотр, а кроме них находились офицеры, которые подбирали солдат в свои полки. Меня забрали в 357-й полк, привезли в крепость Бала-Хиссар, где и определили в расчет АГС-17. Кстати, в тот момент в крепости было мало людей, почти все находились на заданиях. Но на следующий день Бала-Хиссар наполнился военными, все вернулись, и мы перезнакомились. Там оказался старослужащий с Зеленограда, тоже мой земляк Алексей Макаров. Он нас, молодых, заставлял заниматься спортом и сам с нами бегал, на турнике подтягивался и так далее. Не знаю, как у других, но у нас дедовщины не было. Конечно, караулы, наряды и дозоры - молодым, но никакого издевательства.
А боевое крещение прошло в июле 1984 года, накануне моего дня рождения. Около дороги на Гардез, по которой шло снабжение, находились кустарники и деревья. Растительность была густая, потому что рядом протекала речка. И вот душманы (духи, как мы их называли) заранее нарыли в зеленке целые катакомбы и там притаились. Представьте себе глиняный колодец, внутри которого ступеньки из дерева. В колодце темно, ничего не видно, вот там душманы и сидели. Таких катакомб я потом встречал множество раз, мы в них не лазили, а кидали гранаты.
Так вот, когда появилась наша колонна КАМАЗов, духи нанесли удар, началась стрельба, и нас срочно туда направили. Смотрю - машины горят, одна с соляркой перекрыла движение, и проехать всей колонне невозможно. Судя по всему, водителя контузило, он ничего не понимает, кричит. Из фуры бьют струи солярки, и она в любой момент может взорваться. Алексей бросился в машину и вывел ее в сторону, скинув в речку. А нам, молодым, он сказал залечь в пыль и лежать, так, чтобы никого не ранило. Я тогда стрелял не из АГС, а из Калашникова. Летят трассирующие пули, у меня - шок, и я не поверю тому, кто скажет, что никогда не боялся. Но страх притупляется со временем, и даже в раж входишь, когда неважно, убьют тебя или нет, особенно когда увидишь своего раненого или убитого товарища.
Кстати, среди подбитых машин одна везла сгущенное молоко. Перегружать его было некуда, и я себе взял коробку. Поскольку у меня скоро должен был быть день рождения, то я растолок галеты из сухого пайка, наделал слоев из крошки, покрыл сгущенкой и получился торт. Сгущенки объелся я тогда на всю жизнь, с тех пор и смотреть на нее не могу. Звучит смешно, но на самом деле не до смеха - потому что в том бою погиб парень из моего призыва. Он недавно отправил письма домой, и когда мы вернулись, то увидели, что ему пришло ответное письмо от родителей. Он так и не успел это письмо прочитать.
- Как складывались другие операции?
- Были и спокойные, когда почти ничего и не происходило. Но вообще в 1984-85 годах у нас были самые тяжелые потери, тогда весь Афганистан зачищали. Мы находили склады, уничтожали море оружия и так далее. Душманы были хорошо экипированы. Обувь, прекрасные спальные мешки, которые тонко скручивались и были очень удобны, да и много чего еще американского производства. Учтите, что воевать непросто, когда вроде тепло, но в горах лежит снег. Например, мы на высоте мерзли и грелись огнем сухого спирта.
Как-то обнаружили в горах запас итальянских мин. Мы натянули веревку с горы вниз, веревку пропускали через ручку мины и по веревке спускали их вниз, вынув взрыватели. Загрузили мы тогда вертолетов пятнадцать! В основном операции были удачны, но когда во главе кишлаков мы ставили своих афганцев, то их убивали, либо они сами переходили на сторону душманов. Мы вновь идем в тот же кишлак, и снова ситуация повторяется, и снова духи получали оружие. Я раз пять был в одном и том же кишлаке.
Для меня самые тяжелые бои случились в Кандагаре, Джалалабаде и Пандшерском ущелье, где орудовал Ахмед Шах Масуд. Расскажу про Пандшер. Возвращались мы с успешной операции, взяли несколько духов в плен, среди нас только один раненый. И вот мы решили заночевать. Как раз в том месте находились катакомбы, но мы в них накидали гранат, и к тому же рядом с этими колодцами поставили часовых. Сидим, пьем чай. И вот один из наших, снайпер, Александр Суворкин, вдруг говорит, что пьет с нами чай в последний раз. Мы его тогда не послушали, сказали, что мол, ерунда, а на утро продолжили путь к вертолетам: нам надо было пройти километров пять.
Стрельбы нет, тишина, идем друг за другом полусонные и неожиданно наткнулись на растяжку. Первый остановился, а мы друг в друга врезались, как в гармошку сложились. И вот с места, с которого мы недавно сошли, из этих катакомб повылазили духи, которые нам закричали: «шурави-солдат, сдавайся». Мы мгновенно рассредоточились, а душманы, увидев, что мы не сдаемся, начали нас из автоматов метелить.
Нас было 24 человека, сразу 12 ранили. У одного парня с моего расчета прострелили обе ноги, у другого ранение в голову, у ротного - в шею. Пулеметчик кричит «кидайте ленту», у него не было пулеметной ленты, а когда мы ему кинули, то она в полете на наших глазах разорвалась, в нее просто попали - вот такой был шквальный огонь. Я развернул АГС, а пули вокруг разрываются, и я мгновенно прыгнул за камень. Вернуться к АГС не могу, никак до гашетки не дотянусь, потому что пули летят и не позволяют высунуться. Тогда я решил ногой нажать на «клавиатуру».
Не буду хвастаться, что я точно прицелился, на самом деле, мне просто повезло, но попадание было очень четким. Душманы сразу притихли. Ротный мне кричит продолжать стрельбу. Я опять ногой жму, но АГС немного сместился, и уже точности не было. А дальше произошло и вовсе необычное. Вдруг вижу, что один из моих товарищей начал прыгать на одном месте. И я тоже прыгаю, а в глазах горы двигаются. Ну, думаю, колбасит нас от испуга, а, оказалось, что началось землетрясение. Тут корректировщик вызвал огонь артиллерии, передал по рации точные координаты, и душманов накрыло нашим огнем. На помощь к нам еще рота подошла, и, короче говоря, бой закончился. Смотрим, лежит Суворкин, наш снайпер. Говорим: «Сань, вставай», а он не отвечает. Пуля прошла сквозь его прицел и попала в голову, то есть он начал прицеливаться, но его убили. Может быть, среди душманов тоже был снайпер. Вот и получилось, что Суворкин действительно тогда в последний раз с нами пил чай.
До вертолета едва дошел. Одного раненого на руках пронесу метров 200, иду за вторым, а еще тащу оружие. Двигались перебежками, и опять попали на растяжку. Еще один получил ранение. А мне в тот раз повезло, даже не зацепило.
Ротный написал мне представление на награду, Медаль за отвагу. Но не утвердили, и я не получил. Но вот за следующую операцию мне дали Орден Красной звезды. Тогда я подорвался на БМП-2, в руке и ноге по осколку и еще контужен. Душманы мины подкладывали «в муку», то есть в густую пыль, а в Афганистане пыли очень много. Я сидел внутри БМП, ноги у меня затекли, я их поджал, и тут же взрыв. Если бы не поджал, то ноги бы оторвало. Но все равно размазало меня очень сильно.
Пробыл некоторое время в странном состоянии, и не сон, и не потеря сознания, трудно сказать, что это было. Вспомнил тогда всё - и родителей, и брата, и школу. Открываю глаза, вижу свет из открытого люка, кругом гарь, сам весь черный. Меня - в госпиталь, тошнит, рвет, нерв задет. Сделали укол, наступило совершенно кайфовое состояние. Лечили в Кабуле, недели три пролежал, и опять вернулся в строй, но щека дергается до сих пор.
Снова начались операции, занимались сопровождением, защищая колонны автомашин и т.п. В одной операции нам надо было с одной горы через ущелье пройти и подняться на другую. Видим - духи идут. Обдолбанные, обкурились, судя по всему. Чего-то горланят. Было темно, и нас не видно, а вот их луна хорошо освещает. Мы их тут же скрутили, но следом за ними шла целая толпа душманов, человек 30. Но мы этого не ожидали: сидим, кто-то курит, а я и Алексей решили воды попить и отошли немного вперед. И вот тут-то и появляется основной отряд духов, оказывается, первые, которых мы уже взяли, это дозор.
И вновь мы их видим, они нас - нет, но духи уже совсем рядом. Как снять автомат с предохранителя? Они же услышат щелчок! Что делать? Тут началась стрельба, другие наши ребята заметили этот отряд, мы сразу же стали стрелять почти в упор, прямо как в фильмах - выпустили мгновенно весь магазин и побежали назад к своим. В спину чувствую, что-то попадает, думаю, пули, но нет, это камни. Бронежилет я тогда не надел, и все же остался жив, но в том бою погиб корректировщик, о котором я уже рассказывал.
Кстати, душманы боялись десантников, мы не отступали. Духи нас отличали по тельняшкам, и это нам помогало. Но ничего плохого не могу сказать и про другие рода войск.
- Какими были межнациональные отношения в советской армии в Афганистане?
- Я - татарин, было много русских, белорусов, украинцев. В каждой роте - по таджику и узбеку, они у нас были переводчиками. Мы все очень дружили, переписывались, когда вернулись в СССР. А потом страна распалась, начался развал, никого не найдешь.
- Что скажете про офицерский состав?
От офицеров многое зависит. Представьте, что офицер ошибется по карте и мы займем не ту гору. Это же очень тяжело на нее взобраться, а потом выясняется, что не там расположились. Такие случаи тоже бывали.
А один молодой офицер почему-то во время операции начал требовать от нас делать зарядку, бегать кроссы с голым торсом и так далее. Старослужащие ему говорят: «Ты что творишь? Мы на задании, а не на тренировке». Он ни в какую, не понимает.
Есть офицеры от Бога, которым я благодарен на всю жизнь. Как-то ротный отказался выполнить явно глупый приказ командира батальона, когда нам приказали идти с криками «ура» чуть ли ни в лобовую атаку на пулемет. Командир батальона тогда ротного отстранил и приказал прапорщику принять командование. А прапорщик - хитрый, в лоб все равно не пошел, пулемет обогнул, и задание выполнили. С ротного потом сорвали погоны, а дальше не знаю, что с ним стало, больше мы его не видели. Ротный был прав, хороший командир подставлять солдат не будет, а продумает, что можно сделать. Именно ротный и подсказал прапорщику обойти пулемет.
- Курьезные случаи бывали?
- Да, пожалуй, можно назвать курьезом один момент. Как-то видим вооруженных людей в кроссовках, майках и чуть ли ни в тренировочных штанах. Думаем: это духи и решили их взять живьем. А это наша застава! В общем сидят они, и время от времени получают сухой паек: им на вертолетах привозили. Там, кроме них, ни души. Даже на карте не было отмечено, что там застава, а они нас спрашивают, как же вы прошли сюда, если тут минное поле? Вот такая смешная операция у меня была.
А в Джалалабаде тоже произошло кое-что интересное. Нас высадили в зеленке, кругом кусты и колючки. Мы выпрыгивали с вертолетов с высоты 2-3 метра и дальше бежали в кустарниках. Как-то так получилось, что я встретился с душманом лицом к лицу, никого рядом не было из наших, но и у него тоже нет никакой поддержки. Смотрим друг на друга: у меня на плече автомат, а у него - тоже. Мне казалось, что очень много времени прошло, я ему говорю по-русски: разворачивайся и уходи, стрелять в тебя не буду и сам тоже уйду. Могла получиться дуэль, кто быстрее выстрелит, но не хотел я его убивать, и он то же самое, не хотел в меня стрелять, и что-то бормотал. Я ничего не понял, правда, мне показалось, что разобрал одно слово «Якши», а, может быть, и не говорил он ничего такого, но в любом случае мы как-то договорились. И развернулись в разные стороны. Конечно, я испугался, ведь я не знал, где наши. Мы оба побежали со всех ног, я несся, собрал по пути все колючки, а у самого глаза на затылке: не собирается ли дух стрелять в спину? Но нет, все обошлось. Было мне тогда 18 лет.
- Как сложилась ваша жизнь после Афганистана?
Демобилизовался в 1986 году, сначала работал водителем в автокомбинате, создал семью, закончил институт. А сейчас возглавляю ветеранскую организацию «афганцев». Сыну 28 лет. Все хорошо.
