«Повинны ли расисты в социальном неуспехе меньшинств?»
Стоп-кадр из видео в YouTube
Весьма показательную в этом плане статью выдала журналистка “Эха Москвы” Карина Орлова, обвинившая общество США в “институциональном расизме” и де-факто солидаризовавшаяся с манифестантами-погромщиками.
Аргументы Орловой примечательны тем, что они по сути своей универсальны и с небольшими вариациями идут в ход всякий раз, когда у работников масс-медиа соответствующего профиля возникает потребность выступить в защиту тех или иных расовых или этнических меньшинств.
Схожие обвинения в адрес большинства мы слышали и во время беспорядков арабо-мусульманских мигрантов в европейских столицах, и ещё раньше, когда всё те же либеральные деятели пытались агрессивно навязать русскому обществу комплекс вины перед среднеазиатскими гастарбайтерами или выходцами с Кавказа. Дискриминация, ксенофобия, бесправное и притесняемое меньшинство…
Обобщения, впрочем, позволю себе сделать позже. Пока вернёмся к расовой проблеме в США.
Итак, что же представляет собой “институциональный расизм” в интерпретации глаголющего устами Орловой пула либеральных журналистов и общественных деятелей?
Под ним понимается сложившаяся система негласной дискриминации, которой, по их версии, подвергаются выходцы из иных расовых и этнических общностей при попытке реализовать себя в изначально чуждом им мире белых.
Именно институциональный расизм белого большинства, по мнению либералов-космополитов, повинен в хроническом социальном аутсайдерстве разнообразных инообщностей (негритянской – в первую очередь). Мол, отказавшись от расистской и дискриминационной практики на законодательном уровне, белые, однако, сохранили и даже ужесточили её неформально, вытесняя и замыкая цветных в рамках гетто.
За последние дни разнообразные СМИ уже сполна снабдили нас разнообразной статистической информацией: негритянское меньшинство США является одним из самых бедных в стране, для его представителей труднодоступно качественное образование, афроамериканцы гораздо чаще белых гибнут от полицейских пуль и т.д. В общем, нам живописуют картину социального дна, на которое “институциональными расистами” сброшено порядка 12-13% американских граждан.
Никто, кстати, приводимые данные и не оспаривает (хотя некоторые и напоминают, что и уличные преступления представители чёрной расы в Америке совершают по статистике существенно чаще белых). Не стану оспаривать данные и я. Скорее всего, так оно в действительности и есть: негритянское меньшинство в США в массе малообразованное, бедное и неимущее.
Но в отличие от либеральной общественности, очевидно рассматривающей американских цветных в качестве союзников в борьбе с Трампом и потому готовой до поры вступаться за их интересы, я бы желал задаться иным вопросом. Точно ли крипоторасизм расового либо национального большинства является причиной того, что расово-этнические границы в ряде случаев почти в точности совпадают с социальными?
И вот здесь-то есть над чем крепко задуматься.
Социальный успех (как и любой успех вообще) – вещь не абстрактная, а предельно конкретная, осязаемая. В современную эпоху (не в пример, допустим, эпохе феодальной) его достижение вполне возможно и для тех, кто по рождению ни к каким элитным или просто богатым слоям не принадлежал, но упорно и осознанно строил жизнь как self made man.
Иммигрант из ЮАР Илон Маск, добившийся в Америке феноменального успеха, тому, кстати говоря, живой пример. Но даже если вывести за скобки этот случай как заведомо уникальный, вряд ли кто-нибудь станет отрицать тот факт, что оплачиваемая работа и относительно устойчивое материальное положение сегодня – отнюдь не случайно выпадающий лотерейный приз.
Не бедствовать, не превращаться в уличного преступника и не скатываться на откровенное жизненное дно вполне возможно для человека трудолюбивого и не подверженного порокам. Современный мир, повторюсь, возможностей предоставляет достаточно.
Те же самые США предлагают в Кремниевой долине рабочие места массе иностранных специалистов, в том числе выходцам из не относящихся к миру белых Индии и Китаю. Их профессиональному и, как следствие, экономическому успеху, “институциональный расизм” отчего-то нисколько не препятствует, и только темнокожие оказываются скученными в бедняцко-криминальных гетто.
Так где же зарыта собака?
Критерии социального успеха задаются теми социальными институтами, в рамках которых его стремятся достичь. К числу ведущих на сегодня следует причислять те, что сложились в сфере умственного труда. Именно она в результате научно-технической революции выдвинулась на роль жизнеопределяющей, главной. Потому стремление к образованию, к обретению знаний, совершенствованию в рамках избранной профессии, готовность тратить личное время на интеллектуальное и профессиональное развитие, способность “держать удар” и не скисать от неудач, критично и требовательно относиться к себе – тот набор качеств, что позволяет сегодня человеку уверенно “держаться на плаву”.
Речь, конечно, не идёт о ситуациях социальных катастроф – в них, как мы знаем из опыта 90-х, наверх прорываются совершенно иные типы. Но сейчас – не ситуация социальной катастрофы. Ни в Америке, ни у нас.
А теперь вернёмся к “институциональному расизму”. В подавляющем большинстве случаев социальный неуспех представителей разнообразных этно-расовых меньшинств предопределён не молчаливым заговором расистов, а главным образом их собственным нежеланием соответствовать институциональным требованиям, сформулированным современной эпохой.
Социально неуспешные меньшинства, как правило, ведут свою родословную из наиболее архаичных миров, между которыми и современностью пролегает непреодолимая пропасть. Более того, осознавая себя в качестве меньшинств, они сплошь и рядом осознанно культивируют архаичность, расценивая её как следование племенным, либо религиозным традициям, уходящим корнями в глубокое прошлое человечества.
Такое культивирование иногда приобретает и откровенно болезненные, гротескные формы, как мы можем наблюдать на примере общин исламских фундаменталистов в Европе, но оно же, а вовсе не чьи-то происки, обрекает своих адептов на вечное пребывание в социальных низах, развивает в них глубокие комплексы, распаляет зависть и злобу.
Те качества, которые человеку прививаются сызмальства в подобных общинах (замкнутость, недоверие к иным, культ грубой физической силы), если и способствуют социальному успеху, то в сферах крайне специфичных, штучных.
Мы знаем, что те же негры в США более чем успешны в ряде видов профессионального спорта. И отнюдь не “по недосмотру” “институциональных расистов”, а потому, что в данной сфере деятельности именно их качества открывают путь к успеху.
Вот только нельзя забывать, что удельный вес в обществе профессионального баскетболиста или боксёра (пусть даже и получающего многомиллионные гонорары) никогда не будет сопоставим с удельным весом какого-нибудь очкарика–менеджера транснациональной корпорации. И создавать институты, в которые хочешь – не хочешь, а вынужден втискиваться мир, будет тот самый очкарик, а не амбал из спортзала.
Архаичность может способствовать простому физическому выживанию, может даже позволить кое в чём преуспеть (профессиональный спорт, физический труд, преступный мир), но сохраняя ей приверженность, невозможно рассчитывать на прорыв в слой тех, кто задаёт вектор развития.
И это ещё в лучшем случае. История знает немало примеров того, как слепое следование архаичным традициям, упорное нежелание от них отходить вело к трагическим последствиям.
В одной из своих книг известный обществовед Сергей Кара-Мурза поведал о мрачной истории почти поголовной погибели касты ткачей в Индии в XIX веке. Они со своими полукустарными промыслами быстро оказались разорены после того, как англичане наводнили страну дешёвой продукцией своих текстильных фабрик. Тупиковая и абсурдная кастовая система, за которую, однако, индийское общество тогда упрямо цеплялось, просто не оставила злосчастным ткачам шанса – страшась нарушить кастовые запреты, они тысячами мёрли с голода, но даже не пытались попробовать прокормить себя каким-либо иным трудом.
Иррациональная вера в то, что строгое соблюдение закона касты позволит душе в следующей жизни перевоплотиться в тело сановника или самого раджи, привела к огромной человеческой трагедии в новейшей истории Индии. Справедливо ли, что ответственность за неё стремятся возложить на одних лишь белых колонизаторов?
Перед нашими глазами есть и другой, более свежий и, к счастью, гораздо менее печальный пример. Масштабная вспышка ковид-инфекции в Дагестане, уже приведшая ко многим сотням смертей при до сих пор не вполне ясном общем количестве заражённых, произошла не по вине одной только “оптимизированной” медицины и безответственных чиновников.
Ситуацию сильнейшим образом усугубил пресловутый “менталитет”, повинуясь которому люди, особенно в сёлах, продолжали устраивать массовые мероприятия, ходить по гостям и устраивать коллективные молитвы даже несмотря на многократные предупреждения властей о том, что создавать скопища недопустимо.
Разумеется, не все расовые, религиозные и этнические меньшинства архаичны и не имеют социального успеха. Мы знаем и обратные примеры: евреи, армяне, греки. Вот только говоря о них, ни на секунду нельзя забывать, что их успех сделался возможен не благодаря одной лишь сплочённости и этническому протекционизму, который, разумеется, существует, но и другим, ничуть не менее важным качествам.
Способности к рациональному мышлению, умению сохранять и накапливать деньги, уважению к умственному труду. Жизнь убедительно доказала, что для подъёма по социальной лестнице эти навыки в целом оказываются гораздо значимее, чем просто лишь голая племенная спайка и слепое соблюдение архаичных практик.
Современное вавилонское смешение народов и рас, происходящее в границах государств, изначально создаваемых представителями вполне конкретных народов и культур, породило трудно представимую прежде ситуацию социальной нестыковки.
Дело не в том, что разные культуры порождают совершенно разные, иногда просто несовместимые друг с другом общественные институты. Такое утверждение суть банальность, и его в здравом уме не оспаривает сегодня уже никто. Дело заключается в том, что пестуемые в недрах разных культур социальные типы на практике выказывают разные способности к социальному успеху, критерии которого по-прежнему задаются цивилизацией Запада.
Плодами её достижений (в первую очередь, в материальной сфере) жаждут обладать едва ли не все на планете. Но лишь меньшинство понимает, что взращивать эти плоды самим, одновременно пытаясь следовать и “заветам предков”, на деле фактически невозможно.