Бюджет-2014: опять дефицитный, опять будем занимать

Обслуживание госдолга сопоставимо со всеми расходами казны на здравоохранение

Счетная палата не перестает удивлять. После жесткого выпада по отношению к проекту бюджета на 2014-2016 годы и безуспешной попытки критиковать финансовую политику России, идеологом которой был еще Кудрин, аудиторы усомнились в прогнозе по инфляции на 2014 год. Указанные 6% выглядят слишком оптимистично.

Впрочем, заниженный уровень инфляции – далеко не самая опасная ошибка финансового документа. Гораздо страшнее, что после прочтения проекта возникает сомнение в способности финансовых властей проектировать нашу жизнь даже на год вперед.

Свое мнение о бюджете-2014 в беседе с обозревателем KM.RU высказала депутат Государственной Думы Оксана Дмитриева:

– Первое, что можно сказать по бюджету: он наглядно демонстрирует, что те возможности, которые были у нашей экономики на протяжении последних нескольких лет, сегодня отсутствуют. Мы долгое время говорили о необходимости реструктуризации экономики, о том, что доходы от нефти и газа необходимо использовать для решения социальных вопросов, вкладывать в инфраструктурные проекты и инновационные отрасли, но, к сожалению, ничего из сказанного не было реализовано. Все так и осталось на уровне благих намерений. Дальше разговоров дело не пошло. Как показывает представленный бюджет, сегодняшнее состояние экономики уже не дает нам таких возможностей.

В «тучные годы» представители исполнительной власти настойчиво утверждали, что нефтяные доходы – это не те доходы, которые можно вкладывать в экономику, что их нужно стерилизовать; главное – это сдержать инфляцию, добиться макроэкономической стабильности, и только после этого якобы экономика сама заработает. Это была глубоко ошибочная, если не преступная стратегия. Реструктуризация экономики не происходила, хотя доля доходов от углеводородов в бюджете постоянно возрастала: прирост цены на нефть составлял 16 долларов за баррель в 2005 году, 25,1 доллара в 2008 году и 34,4 доллара за баррель в 2011 году. Фактически эта благоприятнейшая конъюнктура сохранялась начиная с 2000 года и с небольшим перерывом буквально до самого последнего времени.

Цена на нефть и сейчас, по правде говоря, относительно неплохая, и мирового кризиса нет. В мире имеет место вялый экономический рост. Ситуация как бы застабилизировалась. Причем основные рынки – на довольно высоком уровне, цена на нефть в 10 раз выше, чем она была в 1998 году. Но наша экономика... даже не экономика, а весь государственный менеджмент абсолютно не привык к такой ситуации. Он привык к тому, что цены на нефть растут сами по себе, ее объем увеличивается сам по себе за счет задействования новых мощностей и разработок еще советского периода. А приток денег в страну и доходов таков, что ими можно распоряжаться как угодно плохо, и все равно что-то останется для индексации пенсий и социальных пособий, даже после того, как львиная доля финансовых поступлений пошла в Резервный фонд и отправлена за границу.

– Теперь ситуация изменилась. Цены на нефть падают?

– Цены высокие, они не падают, но и не растут. Объемы производства наращивать дальше тоже невозможно, потому что мы вышли на мощности и по нефти, и по газу, и по металлургии советского периода.

Но если по нефти и газу у нас нет конкуренции на рынках, то по черному металлу ситуация проблематичнее. За последнее десятилетие с небольшим в Китае производство черного металла выросло примерно в 10 раз, и металлургическая промышленность Поднебесной составляет нам уже серьезную конкуренцию. Ниши для роста на этом рынке для нас больше нет, пока мы тут разбирались со своими проблемами. А машиностроительные отрасли у нас практически полностью потеряны. Простой пример: если раньше мы производили 18 000 ткацких станков, то теперь – только 13 штук. Такая же ситуация во многих других отраслях машиностроения. Нас долгое время успокаивали, что «вот-вот, еще немного, и появятся у нас новые отрасли». И что? Появились? Да, появилось производство пива, черепицы и приборов учета: счетчиков ЖКХ, кассовых аппаратов.

Подытоживая, можно сказать, что у нас супернеэффективная экономика, но она обеспечивала каждый год прирост ВВП за счет увеличения цен на энергоносители и задействования старых производственных мощностей. Теперь этого нет.

– Медведев в своей недавней статье написал, что нам нужно искать новые стимулы роста. Какие нужно использовать для этого механизмы?

– Государственный спрос, безусловно, может стимулировать экономику, но только если сами бюджетные процедуры работают на это. Действие пресловутого 94-го Федерального закона «О государственных закупках», а теперь Закона «О федеральной контрактной системе» снизило эффективность любых бюджетных расходов. Федеральная контрактная система построена таким образом, что любой инвестиционный процесс, закупки и научные разработки начинаются в лучшем случае в августе-сентябре, при этом не стимулируется высокое качество предоставляемых товаров и услуг, имеют место длинные цепочки посредников. Коррупция не в безвоздушном же пространстве образовалась! Поэтому у нас стоимость километра дороги в десятки раз превосходит затраты на аналогичные объекты в аналогичных природно-климатических зонах Евросоюза.

Кроме того, по факту в последние годы более 50% бюджетных инвестиций – это взносы в уставные капиталы акционерных обществ. В лучшем случае, если их не разворовали, они лежат на депозитах в банках. А в большинстве случаев они просто задействованы в схемах скупки активов, слияниях и «разлияниях»... Например, по отчету Счетной палаты из 77 миллиардов рублей федеральных средств, вложенных в уставные капиталы свободных экономических зон, на депозитах был 41 миллиард. В 2014 году снова планируется взнос в размере 11 миллиардов рублей в уставный капитал свободных экономических зон.

Программа приватизации предусматривает поступление 196,7 миллиарда рублей. Практически все крупные объекты, намеченные к приватизации (а это «Роснано», «Русгидро», РЖД, «Банк ВТБ»), получали взносы в уставные капиталы. То есть мы накачиваем их бюджетными деньгами, потом продаем, а затем снова даем бюджетные деньги. И называем это бюджетными инвестициями.

– Это происходит во всех отраслях? И в стратегических тоже? Оборонный комплекс, например?

– Это касается и финансирования оборонного комплекса. Я не отношусь к тем, кто считает, что его не надо финансировать. Напротив, программа вооружения, пожалуй, единственный потенциальный источник роста именно наукоемких отраслей машиностроения. Однако будет рост или нет, будут ли инновации, зависит от того, как она будет реализована. Осуществляется кредитная схема финансирования под гарантии правительства. Поэтому, ассигнуя, мы думаем, что финансируем программу вооружений и НИОКРы, а на самом деле мы опять выделяем большой куш банкам. И снова планируются вложения в уставные фонды стратегических предприятий. А ведь это открытые акционерные общества, некоторые из которых содержатся в программе приватизации. То есть в открытом режиме мы приватизируем, а в закрытом режиме – финансируем?

Бюджетные деньги идут по причудливой цепочке, которую мы даже и отследить не можем. Мы не знаем, кому принадлежат эти АО, куда мы вкладываем, каким аффилированным структурам и что они будут на эти деньги заказывать; сколько все это будет стоить, сколько они заберут себе на зарплату как члены совета директоров, члены правления и сколько там действительно достанется реальному главному конструктору для конкретных разработок, если вообще чего-нибудь достанется. Раньше, когда финансирование было по конкретным стратегическим предприятиям, там четко считались себестоимость произведенной продукции и затраты необходимые для ее производства. А сейчас неизвестно, пойдут ли средства на производство новых танков и самолетов или их перечислят на финансовые рынки для скупки прибыльных активов и спекуляции.

Главный конструктор – не только не хозяин всего этого производства, но он даже не участвует в его управлении и принятии решений. Все решает так называемый «эффективный» менеджмент. Но одно дело, когда вы «сидите» на давно проложенной газовой или нефтяной трубе, и совсем другое, когда нужно сконструировать и поставить на производство новый инновационный продукт. А «эффективный» менеджер здесь ничего создать не может.

– Резервный фонд – это ошибка бюджетной политики, как Вы считаете?

– В бюджет поступает экспортная пошлина, налог на добычу полезных ископаемых. Эти средства плюс часто остатки средств бюджета на конец года вкладываются в Резервный фонд и Фонд национального благосостояния, а после размещаются в ценные бумаги иностранных государств под 1-1,5%. Нам при этом говорят, что бюджет дефицитный. Для покрытия недостающих средств производятся займы на финансовом рынке, но уже под 7-8%. Так совершается странный кругооборот, при котором только на процентной разнице наш бюджет ежегодно несет огромные потери. На будущий год опять запланировано и пополнение Резервного фонда, и одновременно дефицит бюджета, то есть заимствования. Согласно проекту бюджета, дефицит должен составить 389 миллиардов. А пополнение Резервного фонда намечено на 343 миллиарда.

– Да, логику тут трудно увидеть.

– Никакой логики! Расходы на обслуживание долга увеличились в 2014 году по сравнению с 2013 годом на 44 миллиарда рублей. В целом расходы на обслуживание долга выросли по сравнению с 2008 годом почти в три раза – со 153 миллиардов рублей до 452,8 миллиарда рублей в 2014 году. Притом, что у нас дефицитный бюджет был только в 2009-2010 году. То есть не было смысла вообще ни в каких заимствованиях.

– Наличие дефицита бюджета власти объясняют необходимостью развития фондового рынка в стране...

– Это все очень мило, но расходы на обслуживание долга, равные 450 миллиардам рублей, – это как раз та сумма, на которую сократили в этом году расходы на социальные отрасли.

– Но они сравнивают дефицит бюджета с ВВП, и в процентах получается совсем немного. Какая-то совсем незначительная величина, которая никак не может сказаться на устойчивости государственных финансов.

– Подождите, что значит «мало получается»?! Но у нас и на здравоохранение в бюджетной системе выделяется чуть более 3% ВВП! Расходы на обслуживание госдолга возникают просто на пустом месте, но они сопоставимы по величине со всеми расходами федерального бюджета на здравоохранение.

– Цифры, которые Вы приводите, явно противоречат утверждениям, что у нас социальное государство...

– Ни о каком социальном бюджете говорить не приходится. В представленном проекте в абсолютном размере по сравнению с 2013 годом сокращаются расходы на образование, здравоохранение, культуру и кинематографию, СМИ и ЖКХ. При этом расходы на здравоохранение ЖКХ и СМИ сокращаются второй финансовый год подряд. Расходы на здравоохранение составят 91% от уровня 2013 года, а на образование – 87% от уровня ожидаемого исполнения 2013 года.

По тарифам тоже вопрос неясен. Нигде в бюджете не зафиксировано положение, что тарифы замораживаются. А в прогнозе Минэкономики содержатся данные по росту тарифов: электроэнергия – 7-10%, газ – 10%, ж/д тарифы – 7%. При инфляции 5%... Кого мы обманываем? Либо прогноз неверен, либо замораживания тарифов не будет.

Имея достаточно собственных средств, мы верстаем бюджет с дефицитом, и потом вместо финансирования образования, науки и медицины, замораживания тарифов тратим деньги на обслуживание государственного долга. Спрашивается: где здесь логика?

– Логику проследить довольно трудно. Обычно в мировой практике государства влезают в долги специально для того, чтобы выполнить свои социальные обязательства перед населением. А у нас получается ровным счетом все наоборот: государство сокращает социальные расходы, чтобы обслуживать госдолг и одновременно складывать поступления от нефтегазовых доходов в резервные фонды.

– Да, мы оставляем будущим поколениям раскрученную пирамиду долга и расходуем средства бюджета уже сейчас на его обслуживание. А доходность от вложений средств Резервного фонда и Фонда национального благосостояния практически в 10 раз ниже, чем расходы на обслуживание долга.

Каждый год остаются нерешенными главные задачи экономического и социального развития страны, а именно стимулирование структурного сдвига в пользу несырьевого сектора экономики, обеспечение высоких темпов экономического роста, обеспечение качественного результата в области создания инновационных продуктов, расширение объемов инновационной деятельности и рабочих мест в инновационной сфере. При этом не ставится задача повышения уровня жизни населения, качества и объема предоставляемых социальных услуг. Эти задачи не были решены в предыдущие годы, но это не означает, что от них надо отказаться и их не надо ставить. Иных задач у страны на настоящий момент нет.