Романовы. венценосная семья; телец

КИНО В ТУМАНЕ (О новых фильмах Панфилова и Сокурова)

 

С перерывом ровно в неделю я посмотрел два историко-революционных (как сказали бы раньше, в советские времена) фильма, посвященных, к тому же, двум антиподам исторического потрясения, случившегося в России в 1917 году. Это Николай II, который стал героем долго снимавшейся картины Глеба Панфилова «Романовы. Венценосная семья», и Ленин (пусть так и не названный), оказавшийся в быстро снятом «Тельце» вторым (после Гитлера в «Молохе») в череде властителей ХХ века, к коим обратили свой взор сценарист Юрий Арабов и режиссер Александр Сокуров. И в обоих случаях не покидает странное ощущение, что смотришь кино, датированное вовсе не 2000 годом, а где-то периодом перестройки, когда вдруг разрешили говорить о том, о чем раньше нельзя было даже помыслить - и кинематографисты развернулись на 180 градусов, поменяв все плюсы на минусы и наоборот. А главное - начали творить в некоем историческом беспамятстве, словно постаравшись мгновенно забыть обо всем, что было создано до них не такими уж заведомо продавшимися идеологическому режиму художниками.

 

Можно действительно по-разному относиться и к фигуре последнего русского царя, и к личности лидера большевиков, присвоившего себе власть, которая чуть ли не валялась под ногами. Заманчиво увидеть в одном из них благонравного чеховского интеллигента, беззаветно преданного своей семье, а в другом - страдающего от смертельной болезни еще одного выходца из российской интеллигенции, который порой изъясняется почти буквально словами профессора Серебрякова из «Дяди Вани». И обоих призвано жалеть и сокрушаться по поводу их несчастной доли: дескать, как им не повезло родиться в России и попасть в запутанный исторический переплет, когда любое бездействие или же действие все равно приводят к плачевному общему результату не только для личных судеб, но и для всей громадной страны, раскинувшейся на территории 1/6 земной суши. В иные эпохи эти образованные и тонко чувствующие музыку господа, вероятно, преуспели бы на ниве культуртрегерства, любили бы своих близких и заботились о них, а закончили бы жизненный путь в мирной старости и благостном покое, вплотную «приблизившись к раю» (перефразируем название сценария Юрия Арабова, положенного в основу «Тельца»). И тогда не надо было бы Николая II с чадами и домочадцами, невинно убиенными, канонизировать спустя восемьдесят с лишним лет, а Ленина, в том числе причастного к расстрелу «венценосной семьи», разумеется, винить в развязанном терроре, но и прощать за перенесенные в течение полутора лет перед кончиной немыслимые мучения.

 

А ведь обоих, как они представлены на экране, отнюдь не жалко!

Конечно, у авторов этих лент заранее заготовлены слова о бессердечии и безнравственности тех, кто посмеет не принять предложенные трактовки двух исторических личностей. Но основная проблема, на мой взгляд, заключается в том, что ни Панфилов, ни Сокуров не смогли избавиться от новых схем, навязанных уже не извне, а порожденных ими самими; подошли к истории тенденциозно, подчас извращенно; удивительнее же всего художническая беспомощность именно в интерпретации неоднозначных и противоречивых фигур российского (да и мирового) общественного сознания. И сонм досадных ошибок и искусственных натяжек в обеих картинах кажется запрограммированным из-за драматургической несогласованности, отсутствия обычной логики в повествовании.

 

Если в начале фильма «Романовы. Венценосная семья» утверждается, что Николая II не чтили только в Петрограде, а вся Россия была всей душой за него, то как объяснить злые нападки на царя и его семейство в ссылке в Тобольске и потом в Екатеринбурге?! Генералы, которые дружно поддерживали Романова, столь же решительно призвали его отречься, как только узнали о беспорядках в столице. Не покинь же царь свою ставку в Могилеве, то вообще не было бы революции, а русские войска перешли бы в наступление и победили немцев в первой мировой войне. Анекдотичность сих посылов лишь портит впечатление от исходного замысла «семьи Панфиловых», которые при написании сценария лучше бы ограничились эпизодами ссылки Николая II вместе с семьей и челядью, сценами последующего жестокого и бессмысленного устранения в печально знаменитом доме Ипатьева. Надо было делать типично голливудскую (в хорошем смысле слова) семейную мелодраму, где исторические катаклизмы представали бы вдалеке и в явно беллетризированном виде. Тогда на самом деле всех жертв карикатурно изображенных большевиков (прежде так рисовали меньшевиков и эсеров!) было бы «еще жалче» - до льющихся ручьями слез! Претензии же на изначальную «венценосность» и запоздало провозглашенную «каноничность» этого «святого семейства» выглядят чужеродными, нарушающими эстетику сентиментальной рождественской сказки. И вообще все, не имеющее отношения к частной жизни Романовых, кажется тут нарочно приклеенным - неслучайно можно отрезать один финал, потерявший свою конъюнктурность в связи с уходом Ельцина из власти, и взамен вставить другой, который должен бы настраивать на умиротворенный лад, чему, однако, мешают чересчур уж однотипные лица истовых богомольцев в храме Христа Спасителя. Ведь говорится в русской пословице: заставь дурака Богу молиться, и он весь лоб расшибет.

 

Тот же самый просчет напрасного перегруживания действия посторонними историко-политическими (и опять искаженными) аллюзиями наблюдается и в произведении Арабова-Сокурова. Лето 1922 года, как оно воссоздано в фильме «Телец», скорее напоминает по атмосфере ежовско-бериевские времена, когда власть Сталина действительно стала безграничной и всепроникающей. А в означенный период должность генерального секретаря Политбюро была еще достаточно служебной, и главные соперники будущего тирана (Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин) играли более значительную роль. Что касается организованного затворничества Ленина в Горках, это объяснялось скорее всего преувеличенной заботой о вожде партии, нежели реальным слежением за всеми, кто был рядом с больным. Кстати, и Надежда Крупская, и Мария Ульянова, да и сам Ленин сознательно состарены тоже лет на пятнадцать, как будто они живут-доживают в 1937 году. Лишено логики и то обстоятельство, что не отходя от Вождя ни на шаг на протяжении всего повествования, охранники запросто оставляют его наедине в финале, чтобы истошно кричащий больной мог сполна испить чашу отчаяния, взывая к равнодушным небесам.

 

Право же, поневоле вспомнишь более тонкую и деликатную новеллу «Последняя осень» (по сценарию Евгения Габриловича) в фильме «Рассказы о Ленине» Сергея Юткевича, где впервые на экране еще в 1957 году был показан Ленин, страдающий от болезни и своей выключенности из активной политической жизни. И операторская цветопись Андрея Москвина создавала там точный эквивалент гнетущего состояния человека, оказавшегося на пороге смерти. В «Тельце» как раз можно похвалить изобразительное искусство Александра Сокурова, самого взявшегося за камеру и представившего на экране чаще всего туманную и размытую, как после дождя, атмосферу Горок и его окрестностей. Но невнятица в анализе образа Ленина, который временами ведет себя как клоун или изображает помрачившегося в рассудке, своего рода «туман в головах творцов», никак не определившихся в отношении к тому, кто действительно перевернул весь мир в ХХ веке, заставляют только недоумевать: сделано ли это намеренно или же они на самом деле не знают, с какого боку подойти к этой персоне - вот и выделывают странные кренделя вокруг него, подобно Сталину, явившемуся с непонятным визитом в Горки.

 

И если в «Молохе» истерическое шутовство в поведении Гитлера (кстати, более впечатляюще исполненного тем же актером Леонидом Мозговым) отлично работало на идею о том, что эта жалкая посредственность была вознесена на вершины власти толпами таких же мелких людишек, то в «Тельце» на подобном уже трудно сыграть, поскольку и Ленин был иным по психологическому типу, и нельзя дважды использовать один прием, показывая вождя масс ущербным и немощным. Между прочим, если бы авторы сами проявили больше человеческого сострадания к своему персонажу, дав ему поистине раскаяться во всех грехах перед лицом неизбежной смерти, то и реакция большинства зрителей оказалась бы более сочувствующей и примиряющей.

 

То есть и в «Тельце», возможно, требовалась, как и в «Романовых», откровенно слезливая мелодрама вместо недовыраженной драмы с интеллигентскими реверансами в сторону религии и проповедей терпимости. Но их творцы, считающие себя далеко ушедшими от искусства социалистического реализма, по-прежнему не преодолели искушения своеобразного мессианства, в крайнем случае - «учительства жизни», истово отстаивая священное право на то, чтобы быть пожизненно «инженерами человеческих душ». Однако, инструменты для препарирования устарели да и сами учителя, кажется, не в состоянии понять всех перемен, случившихся в бурном и запутанном ХХ веке. И еще долго будут блуждать в тумане!