Что у мусульманина на уме, то у неофита на языке
Устами младенца глаголет истина. Неофит – тот же младенец, но в религиозном смысле. Очень интересно бывает узнать, что человек, сменивший веру, думает о своей новой религии. Некоторые щекотливые моменты, которые его опытные собратья стараются скрывать и замалчивать, он с простодушием младенца выбалтывает каждому встречному-поперечному, в т. ч. журналистам.
В этом плане чрезвычайно любопытным выглядит интервью крымского художника Олега Каленчука, опубликованное агентством Росбалт. Каленчуку 57 лет, он принял ислам еще в 90-е годы; соответственно, имел достаточно времени, чтобы свою новую религию изучить и рассуждать о ней если и не на уровне богослова, то, во всяком случае, весьма квалифицированно.
Для начала Каленчук рассказывает о собственных духовных исканиях: был христианином, хипповал в молодости, увлекался буддизмом и однажды вместе с другом даже попытался поселиться в горной пещере на Памире, чтобы жить там с учебником йоги. «В человеке с детства заложен инстинкт поклонения, необходимость религиозной самореализации», – говорит Каленчук. И такое поклонение он нашел в исламе.
Здесь с художником можно было бы поспорить, сказав, что далеко не в каждом человеке есть инстинкт поклонения: некоторые люди не признают над собой никого и ничего, и им очень комфортно в таком состоянии. Но речь не об этом.
Каленчук постоянно сравнивает ислам и христианство, и сравнения, разумеется, получаются не в пользу последнего. «(Возьмем) постулат «возлюби ближнего своего», – говорит он. – Красиво, но что с этим на практике делать? Кто мой ближний? Допустим, один сосед у тебя – мусульманин, другой – еврей, с третьим ты ходишь в церковь, четвертый – неверующий родной брат. Кто для тебя «ближний», а кто – нет? Эту заповедь нужно расшифровывать. И все эти подробности в исламе есть, а в христианстве – нет, и поэтому священники могут каждый по-своему объяснять тебе эти вещи».
Ну, не знаю, что тут надо расшифровывать. Ближний – он и есть ближний: тот, кто находится в пределе прямой досягаемости от тебя. Все перечисленные люди для христианина подходят под это определение. И совершенно непонятно, почему в исламе (по Каленчуку) их надо разделять на первый и второй сорта.
Коран дал художнику ответы на этот и другие вопросы, хотя он сразу его не понял: «А когда дошел до Корана, то с первого раза и не понял. Он показался мне какой-то сжатой Библией. Но когда я начал его перечитывать, ко мне внезапно пришло понимание истины. Я в тот же день поспешил в мечеть, чтобы принять мусульманство. Я внезапно испугался, что умру до того, как приму Всевышнего».
Последние слова можно списать на некоторую экзальтированность натуры, свойственную многим людям искусства, но вот то, что будет дальше, – уже не эмоции, а стратегия. Однако обо всем по порядку.
Новая вера наложила на жизнь неофита ряд ограничений: «Начать с того, что приходилось приучать себя сидеть на полу. В своем искусстве я отказался от изображения живых существ. Трудно было тогда в Крыму купить мясо, зарезанное по шариату. Приходилось самому резать курицу, рыбу. Поначалу не хватало знания крымско-татарского, сегодня не хватает уже арабского».
Коран сразу «привел в порядок» круг общения художника, жестко его ограничив: «В Коране четко сказано: «Не берите себе друзьями неверующих». Я тогда жил с одной женщиной, у нас был общий ребенок. Она была Свидетелем Иеговы и считала ислам лжерелигией. И с друзьями – та же ситуация. Я пытался объяснить им, но они не хотели понимать, и я расстался с ними. А новых друзей я обрел где-то через год».
Изменились и методы творчества: «До прихода в ислам я часто писал под музыку, в т. ч. и под рок-музыку. В исламе же места для музыки нет, и это спокойствие стало ощущаться в моих работах. Мусульмане же вообще живут в покое – без сильных эмоций».
Художник также обнаружил, что в исламе не оказалось места и для многого другого, что для нас кажется неотъемлемыми атрибутами жизни, но он и с ним расстался без сожаления. Жизнь его от этого сузилась, однако он считает, что так и должно быть.
Нарастающее противостояние западной цивилизации и ислама Каленчук объясняет происками злых сил, не называя их. «Кому-то выгодно, чтобы была война. Те, кому это выгодно, находят под это деньги. В самом исламе всего этого нет, мы – мирная религия. Нельзя устраивать какие-то подпольные взрывы среди тех, кто живет рядом и не ждет от тебя ничего плохого. Это – не ислам».
«Сегодняшние события – это тень крестовых походов, которые даже еще не закончились. Просто методы другие: стравливают шиитов и суннитов, выращивают мусульманские партии. И смотрят со стороны, как мусульмане убивают друг друга».
Т. е., с его точки зрения, виноваты кто угодно, но только не сами мусульмане. А взрывы домов в Москве и теракт 11 сентября в Нью-Йорке, как он говорит, были «чистой провокацией».
И опять возвращается к Корану: «В Коране есть все: как общаться с христианами, как с ними уживаться. Там есть целая наука – как общаться с иноверцами. А у христиан этого нет».
И не могло быть, уважаемый, потому что в те времена, когда писалась Библия, никакого ислама еще не существовало. Вам ли об этом не знать?
Наука же уживания с «мунафиками» (неверными) проста: «Надо объяснять тем, кто находится в заблуждении, их ошибки. Я не могу никого заставить, не могу трогать твою церковь. В ОАЭ – исламском государстве – зарегистрировано 80 конфессий. Но ведь надо понимать, что и мир меняется. СПИД, пьянство, наркомания, беспризорность, аборты – все это сокращает христианское население и почти не касается мусульман».
Т. е. все зло идет с Запада. А мне почему-то всегда казалось, что гашиш и опиум придумали на Востоке. Или я не прав? А еще мне интересно: почему при столь высоких моральных качествах мусульман нет в их странах ни передовой науки, ни высокого уровня жизни (если нет нефти), ни технического прогресса? Может, как и музыке, им не нашлось места в Коране? Кто бы мне это объяснил...
«Вы – все еще русский?» – спрашивает его удивленный корреспондент. И оказывается, что уже нет. «Я – русский, но в исламе есть лишь верующие и неверующие. Скажите, русские за границей – они кто? Я утратил национальность, но обрел Бога».
«Мусульмане должны жить среди мусульман, – считает Каленчук. – Если приверженцев ислама в государстве меньше половины, мы должны переезжать в те страны, где мусульман большинство. Не хочу, чтобы моим детям в школе рассказывали теорию Дарвина, чтобы они видели пьянство повсеместное, отсутствие целомудрия. Единственное оправдание для меня – что мы занимаемся здесь призывом людей к исламу».
Вот так: художник стал проповедником ислама. Почти все прошлые увлечения испарились: «Музыка ушла. Все искусство, связанное с изображением живых существ, ушло. Литература потеряла для меня смысл после знакомства с Кораном. Кинематограф – это тоже для меня потерянное время. Разве что осталась живопись».
«Когда речь заходит о Коране, все время приводят аяты об убийстве неверных», – напоминает журналист. «Это – одна половина предложения, – отвечает Каленчук. – Вторая половина предложения всегда такая: «...если они на вас напали». Без второй половины эти фразы просто вырваны из контекста. Одно дело – «убей неверного, если он на тебя напал», другое – просто «убей неверного».
А в Библии, помнится, ничего такого нет, там просто «подставь левую щеку». И потом, почему сразу «убей неверного», а не «посади в тюрьму»? Может, там и убивать-то не за что?
И опять неофит возвращается к мирному сосуществованию христиан и мусульман: «Христиане могут жить в мире с мусульманами, если мусульмане смогут проповедовать в среде христиан. Исконных территорий не существует: вся земля принадлежит Аллаху».
Вот, значит, как. Западная Европа, Америка (не говоря уже про Африку и Антарктиду) а с ними и Россия «принадлежат», стало быть, Аллаху. Ну, тогда все ясно.
При этом художник признает, что мусульмане не пустят христианских проповедников к себе на том основании, что христианство – заблуждение и нечего там проповедовать. Здесь почему-то вспоминается печальная судьба одного такого проповедника – о. Даниила Сысоева, убитого в Москве мусульманином за свои христианские проповеди.
Ну, а что же нас ждет дальше, когда тихой сапой мусульман станет большинство в тех странах, которые прежде были христианскими? Возможно ли тогда мирное сосуществование?
«Оно возможно, если слово Аллаха будет выше всего остального, – отвечает Каленчук. – Если человек не хочет принимать ислам, он должен платить налог. За этот налог его исламское государство будет защищать. У него будут права, он будет под защитой».
«Либо проповедь, либо налог за иноверие? – поражен журналист. – Варианта всего два?»
«Третий вариант – война. Но для этого мусульманами должно быть большинство населения страны. Если в Англии мусульман станет 80% населения, и они скажут, что хотят жить по законам шариата, – кто им помешает?»
Ну вот, все встало на свои места. Теперь мы имеем представление, к чему все идет с этими славными ребятами. Побольше бы таких разговорчивых художников. Может, тогда у властей открылись бы глаза на ошибки в их религиозно-национальной политике. Пока еще не ввели «налог на неверных»…
Комментарии читателей Оставить комментарий
да уж не вашу сатанинскую
Если бабушкебы член, она дедушкой была бы... Много вас модернизаторов за 2000 лет и где все...
Христянство теряет свои позиции,те кто ненашел истина спокойствия души ишут другое,и вопрос какую Библию читать?
Хотя не хотел бы жить среди мусульман:)
Вообще это интересно - для ученых, психологов и церковников:)
Я бы на их месте немного модернизировал бы христианство так как тенденция повсеместная(и в США) в том, что те кто "хочет верить в бога" не находят чегото в христианстве("подставь 2ю щеку"). Т.е. "важный продукт(удовлетворения духовных потребностей)- уже не отвечает ТРЕБОВАНИЯМ "потребителя"(типа конкуренции не выдерживает:)
Что до меня то мне науки достаточно.