Церковь не может отменить отлучение Льва Толстого

Поскольку великий писатель сам себя отлучил от православной веры, заявляют в РПЦ

Несмотря на высокую оценку творчества Льва Толстого, отлучение писателя от Православной церкви невозможно снять сегодня, спустя 100 лет после его смерти, поскольку Лев Толстой сам себя от нее отлучил, считает ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре архимандрит Тихон (Шевкунов).

Отвечая по благословению Патриарха Кирилла президенту Российского книжного союза Сергею Степашину, о. Тихон напомнил, что Святейший Синод своим решением от 20 февраля 1901 года отлучить Толстого «лишь констатировал уже свершившийся факт: граф Толстой сам отлучил себя от Церкви, полностью порвал с ней, чего он не только не отрицал, но и при всяком удобном случае решительно подчеркивал», – заявил священник в интервью [http://rg.ru/2010/11/18/tolstoy.html «Российской газете»].

Однако прежде чем обвинить Русскую православную церковь в чрезмерной строгости к некогда отлученным, необходимы очень важные уточнения. Вопреки распространенным представлениям, анафема Православной церкви вовсе не тождественна приговору Военной коллегии Верховного суда СССР к высшей мере наказания – после чего лет через 20-40 приговоренного могли «реабилитировать посмертно».

Этот вопрос весьма подробно разъяснял о. Андрей Кураев в своей работе [http://www.klikovo.ru/db/book/msg/8560 «Сатанизм для интеллигенции»] – правда, не по вопросу Толстого, но по схожей теме. Дело в том, что в 1994 году Архиерейский собор Русской православной церкви объявил, что «(сами) отлучили себя от Православной церкви» в отношении последователей языческих, теософских, оккультных сект и т. н. «новых религиозных движений», и это решение вызвало бурное негодование российской либеральной интеллигенции.

Известный православный миссионер Андрей Кураев, в свою очередь, объяснял, что за вынесенным решением «действительно стоят многовековые традиции нашей Церкви. Во все века долгом Церкви было соизмерять религиозные доктрины, время от времени возникающие близ церковных стен, с изначала преданным ей апостольским учением. Церковь не судит чужих, но она не может молчать, когда под ее именем, под именем христианства перевирают и попирают святыни ее веры. Если предпринята попытка от имени Евангелия, от имени апостольской Церкви распространять взгляды, с апостольским преданием несовместимые, Церковь должна предупредить людей, дорожащих Христовой вестью, о подделке. Это – не просто право Церкви, но ее прямой долг...».

Он подчеркивал, что «отлучение от Церкви не есть нарушение свободы совести. Ни в каком толковании свобода совести не предусматривает, что религиозная община обязана принимать в свои члены человека противоположных взглядов. Свобода совести предполагает, что ни одна община не должна завлекать людей силой или обманом, а также, что она не должна насильно удерживать у себя тех людей, которые решили ее покинуть. Собор, закрыв церковные врата перед сектантами, не совершил ни того, ни другого нарушения свободы совести».

Однако Кураев прямо указал, что обыденный язык не всегда совпадает с языком церковным. Так было всегда, но особенно резко это расхождение прочертилось в последние десятилетия, когда люди были лишены возможности освоить язык христианского богословия хотя бы в объеме воскресной школы. Отсюда – и возникающие серьезные недоразумения.

Известно, что на богословском языке отлучение от Церкви есть анафема. И, соответственно, верно обратное определение: анафема есть не что иное, как отлучение от Церкви. «Но обыденный русский язык еще с древности понимал иностранное слово «анафема» как «проклятие» (так оно и дается, например, в словаре Даля и в «Словаре древнерусского языка» под ред. Р.И.Аванесова). И нравственное чувство многих людей совершенно естественно возмутилось: как может Церковь, являющаяся для мира источником Божественных благословений, стать источником проклятий?» – констатирует Кураев.

Он же отмечает, что в силу многих причин «оказалось так, что интеллигенция России уже несколько веков лучше наслышана о западной богословской мысли и церковной практике, чем о своей, православной. Рясу православного священника чаще называют по-католически – сутаной. Вместо «батюшка» к нему обращаются на католический же манер «святой отец».

Соответственно, со времен Льва Толстого стало уже традицией антиправославной полемики приписывать православию католические взгляды и практики. То, с чем сама наша Церковь не согласна и что она отрицает, ей же вменяется в вину.

Один из пунктов расхождения православия и католичества – это как раз вопрос о том, что означает анафематствование. Православное богословие считает, что анафема – это отлучение от Церкви, отделение от таинственной жизни церковного тела. Католики именно в своем богословском, а не просто обыденном языке полагают, что анафема – это не только отлучение, но и проклятие.

В восприятии православной традиции публичное отлучение – это свидетельство о том, что Церковь не узнает своей веры и своей святыни в трудах или в жизни такого-то человека. Здесь нет желания зла отлучаемому, есть скорее предупреждение его ученикам. В латинской же практике анафема понималась именно как проклятие конкретного человека.

Поэтому Кураев пишет: «Чтобы понять, сколь велика разница между православным и латинско-рериховским пониманием анафемы, предлагаю сопоставить несколько текстов. Один – определение Синода об отлучении от Церкви Льва Толстого. Остальные же представляют собою экскоммуникационную практику католичества.

Самый ранний текст относится к XI в. Его центральная часть звучит так: «Да будет проклят он солнцем, и луною, и звездами небесными, и птицами, и рыбами морскими, и четвероногими, и травами, и деревьями, и всеми Христовыми творениями! Да будет труп его оставлен на пожрание псам, и да не будет он погребен! Да ниспошлет Господь на него глад и жажду, и гнев и муки и напасти злых ангелов, пока не попадет он в глубины ада, где вечный мрак, неистощимый огонь, вечный дым, печаль без утоления и где изо дня в день растет всяческое зло!.. Да будут сыновья его сиротами, и жена его вдовою! Пусть сыновья его в содрогании нищенствуют, будучи изгнанными из жилищ своих!»

Далее Кураев приводит образцы еще более жестких католических анафем, вынесенных в последующие века, «и напутствия, которыми католическая церковь провожает людей, уходящих от нее, не становятся более евангельскими». Эта традиция «отлучения через проклятие» дожила в западной церкви как минимум до начала ХХ века.

И эту «латинскую традицию» Кураев предлагает сопоставить со знаменитым «отлучением Льва Толстого». Вот полный текст Синодального определения от 22 февраля 1901 года:

«Изначала Церковь Христова терпела хулы и нападения от многочисленных еретиков и лжеучителей, которые стремились ниспровергнуть ее и поколебать в существенных ее основаниях, утверждающихся на вере во Христа, Сына Бога Живаго. Но все силы ада, по обетованию Господню, не могли одолеть Церкви святой, которая пребудет неодоленною вовеки. И в наши дни, Божиим попущением, явился новый лжеучитель, граф Лев Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь святая. В своих сочинениях и письмах, во множестве рассеиваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует, с ревностию фанатика, ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской: отвергает личного живого Бога, во Святой Троице славимого, Создателя и Промыслителя вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа – Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас ради человек и нашего ради спасения и воскресшего из мертвых, отрицает бессеменное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до рождества и по рождестве Пречистой Богородицы Приснодевы Марии, не признает загробной жизни и мздовоздаяния, отвергает все таинства Церкви и благодатное в них действие Святаго Духа, и, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из таинств, святую Евхаристию. Все сие проповедует граф Лев Толстой непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем не прикровенно, но явно пред всеми, сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковию Православной. Бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Ныне о сем свидетельствуем пред всею Церковию к утверждению правостоящих и к вразумлению заблуждающихся, особливо же к новому вразумлению самого графа Толстого. Многие из ближних его, хранящих веру, со скорбию помышляют о том, что он, в конце дней своих, остается без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословения и молитв Церкви, и от всякого общения с нею. Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние в разум истины. Молимтися, милосердый Господи, не хотяй смерти грешных, услыши и помилуй и обрати его ко святой Твоей Церкви. Аминь».

Кураев также напоминает, что ни в одном из храмов не возглашалась анафема Льву Толстому. Все было гораздо менее торжественно и более прозаично: газеты опубликовали Послание Синода, а «обряд анафемы Толстому придуман Куприным для большей привлекательности соответствующего рассказа».

Поэтому и сегодня, отвечая на послание Сергея Степашина, ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре архимандрит Тихон говорит: «Церковь с огромным сочувствием относилась к духовной судьбе писателя. Ни до, ни после его смерти никаких анафем и проклятий, как утверждали 100 лет назад и утверждают сегодня недобросовестные историки и публицисты, на него произнесено не было. Православные люди по-прежнему почитают великий художественный талант Толстого, но по-прежнему не приемлют его антихристианских идей».

«И все же сострадательное сердце любого христианина, читающего художественные произведения великого писателя, не может быть закрыто для искренней, смиренной молитвы о его душе», – пишет в заключение священник.