Господ прибавится. Целых два миллиона

Рашид Нургалиев призвал с 1 марта обращаться к милиционеру «господин полицейский»

Некогда общепринятое обращение «господин» приживается в нашем обществе с трудом. Долгое время считалось, что «все господа теперь в Париже». В новейшее время оно было официально реабилитировано, но граждане все равно его упорно избегали, заменяя гендерными «мужчина», «женщина» или вообще безличными формами общения пополам с именами-отчествами, если они известны.

Но с 1 марта сего года «господа», похоже, вернутся в массовом порядке. Их будет около двух миллионов человек или даже больше. Встречать их не надо, они приедут не из Парижа, так как всегда жили среди нас. Господами станут милиционеры, которые прежде формально были нам товарищами.

Предложение называть полицейских господами сделал сегодня министр внутренних дел Рашид Нургалиев. Так что с первого марта мы можем смело обращаться к сержанту в серой форме с автоматом на плече «господин полицейский», как и ко всем работникам его ведомства.

Скажем прямо, это как-то непривычно. И непонятно – почему все-таки «господин», а не по-прежнему «товарищ» или хотя бы «гражданин»? Выходит, милиционер был нам товарищем, а полицейский – уже нет? Ситуация чем-то напоминает поговорку, в которой гусь не хочет быть товарищем свинье.

При этом неясно, становимся ли мы для новоиспеченных полицейских господами, как и они для нас, или же нет. Будут ли они говорить нам: «Пройдите сюда, господин задержанный (подозреваемый)» или обойдутся безличными формами типа «Сюда!» и жестами? По уму, если уж мы делаемся господами, то тогда все для всех, а не выборочно по признаку принадлежности к определенным структурам.

Когда-то в разговоре со священником я заметил, что мне не очень нравится, когда Церковь называет верующих «раб божий». В ответ он сказал, что в этом нет ничего обидного, ибо слово «раб» происходит от слова «работа» и в данном контексте означает «работа во имя Господа». Это ладно.

Но слово «господин», как ни крути, означает «господствовать», а мне как-то не очень хочется, чтобы надо мной господствовал кто бы то ни было (гены, наверное, советские), будь то даже полицейский сержант с его короткоствольным автоматом на брентовом ремне. Может, здесь правильнее было бы последовать опыту американцев, которые обращаются к полицейским «офицер» и у которых сержант – тоже офицер, а лейтенантами становятся только после пары десятков лет безупречной службы?

Министр, которому, наверное, тоже хочется стать «господином министром», упирает на то, что именно такое обращение принято в большинстве стран мира, где действует полиция. Но что нам до тех стран? Время непроверяемых ссылок на «цивилизованные страны» прошло безвозвратно, они нам не указ.

Одновременно министр подчеркнул, что МВД во многом «сильнее западных полицейских», но до сих пор, видите ли, признанию авторитета сотрудников МВД мешало название «милиционер».

Хм, а я-то думал, что же им мешает? А оно вон оказывается что! И верно, как лодку назовешь, так она и поплывет, гласит народная морская мудрость. Непонятно только, почему советской милиции не мешало работать ее «неправильное» название?

А насчет того, что наша милиция во многом сильнее западных полиций, так тут хотелось бы конкретики – в чем именно сильнее? И в каких странах находятся эти полиции? И какая у них численность на тысячу населения? Что с раскрываемостью преступлений? Есть ли у них такое же сращивание полиции с криминалом, какое было в нашей станице Кущевской и еще во многих местах? Без таких же данных заявления типа «сильнее-слабее» особого смысла не имеют.

Нургалиев предвидит, что на первых порах на полицию обрушится вал критики. Дескать, люди станут задаваться вопросом: название поменялось, а что реально изменилось? Это да, вопрос такой будет иметь место. Я сам первым его задам и обрушусь с критикой, если будут на то основания. И что-то мне подсказывает, что они таки будут. Если от перестановки слагаемых сумма не меняется, то и от смены названий, если ограничиться только ею – тоже. Но - посмотрим.

Однако министр не теряет оптимизма и уверен, что со временем ситуация выровняется и россияне станут относиться к полицейским лучше, чем относились к милиционерам. Тем не менее он не может предположить, сколько времени для этого понадобится: «Все это будет во многом зависеть от правового сознания нашего гражданского общества», - сказал он.

Зато можем предположить мы. Если методы работы не изменятся, то времени понадобится очень много. И зависеть это будет никак не от правового сознания общества, а исключительно от полиции, и только от нее одной, ибо общество всегда готово поверить в Дядю Степу-милиционера (полицейского), да только не видит подходящего объекта для этой веры.