Когда и перед кем капитулировал вермахт

Почему в Европе и США Днем Победы над гитлеровской Германией считают 8 мая

Все ближе 9 Мая – День Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Однако известно, что в большинстве европейских стран и США Днем Победы над гитлеровской Германией считают 8 мая. Для наших российских либералов это – один из любимых поводов поиздеваться над отечественной историей, заявляя, что даже здесь у нас все «не по-людски», не так, как у «цивилизованных стран». Обычно эту разницу объясняют различием между среднеевропейским и московским временем. И мало кто вспоминает, что на самом деле немецкие вооруженные силы действительно капитулировали дважды.

Но – обо всем по порядку. Как уже рассказывал КМ.RU, даже взятие Берлина и самоубийство фюрера Третьего рейха Адольфа Гитлера не означало прекращения боевых действий. В северогерманском городе Фленсбурге, согласно завещанию Гитлера, 1 мая было создано новое правительство Германии во главе с гросс-адмиралом Карлом Дёницем. В тот же день Дёниц обратился к народу Германии и вермахту с воззванием, заявив, что его «первая задача – спасти немецких людей от уничтожения продвигающимся вперед большевистским врагом. Только с этой целью продолжается военная борьба. До тех пор, пока достижению этой цели будут препятствовать британцы и американцы, мы будем и дальше обороняться, и сражаться против них тоже».

На заседании этого правительства 2 мая 1945 года было решено попытаться продолжить реализацию политики, направленную на раскол между Советским Союзом и его западными союзниками. Поэтому Дёниц предложил немецким войскам капитулировать перед западными союзниками, продолжая борьбу против советских войск. Однако, убедившись, что на общую капитуляцию на всем Западном фронте ни Вашингтон, ни Лондон не пойдут, правительство Дёница приняло план капитуляции на Западе по частям. «Поскольку политические связи союзников между собой не позволяют нам выполнить этот замысел официальным путем – следует провести его через группу армий и постепенно», – гласила протокольная запись того совещания у Дёница.

Первый такой опыт уже был – капитуляция в Италии группы армий «Ц» генерал-полковника Фитингофа перед англо-американскими войсками 29 апреля. Предшествующие этой капитуляции события известны нашим кинозрителям по знаменитому фильму «Семнадцать мгновений весны». В фильме, как мы помним, именно политическую основу такой капитуляции прорабатывали на своих переговорах Даллес и Вольф. Конечно, все было не совсем так, как в фильме, но, действительно, советское руководство выразило возмущение этой сепаратной капитуляцией. Английские и американские военные, правда, стали утверждать, что это – чисто военный эпизод, не имеющий никакой политической подоплеки. Мол, когда русские принимали капитуляцию у будапештской или кенигсбергской группировок немцев, они же не объявляли об этом союзникам. Однако после энергичных протестов советской стороны они были вынуждены пригласить для участия в принятии капитуляции итальянской группировки Фитингофа и советского генерала Кисленко.

В начале мая немцы решили провести такую же частичную капитуляцию своих войск в Голландии, Дании, Шлезвиг-Гольштейне и северо-западной Германии. С этой целью вновь назначенный главнокомандующим германскими ВМС адмирал флота Фридебург обратился с просьбой о капитуляции к фельдмаршалу Бернарду Лоу Монтгомери. Он как раз командовал 21-й группой армий, состоящей в основном из войск Британской империи, действующей на данном участке фронта. Фридебург просил Монтгомери «разрешить войскам, сражающимся против советских войск, пройти через фронт союзников с тем, чтобы этим войскам не пришлось капитулировать перед русскими».

Монтгомери отклонил эту просьбу, но согласился принять «частичную капитуляцию» немецких войск в северной Германии. Монтгомери, в отличие от своего главкома Дуайта Эйзенхауэра, был куда более склонен к переговорам подобного рода. Во-первых, как раз в эти дни войска 2-го Белорусского фронта маршала Константина Рокоссовского один за другим брали немецкие поморские города. А Монтгомери имел поручение Черчилля не допустить захвата русскими Гамбурга, Бремена и Кильского канала. Во-вторых, ему самому было лестно принять капитуляцию такой крупной немецкой группировки, к тому же последние месяцы его войска не были особо избалованы победами. И 4 мая Монтгомери принял немецкую капитуляцию на своем участке фронта.

В тот же день американский генерал Деверс принял капитуляцию группы армий «Г» под командованием генерала пехоты Шульца, действовавшей в Баварии и западной части Австрии. Тогда же подписал капитуляцию командующий 19-й немецкой армией генерал пехоты Бранденбергер, войска которого находились в Тироле.

Но Дёница беспокоила и судьба еще действовавших против советских войск групп армий «Центр» генерал-фельдмаршала Шёрнера и «Австрия» генерал-полковника Рендулича. Поэтому адмирал Фридебург поспешил прибыть 5 мая в Реймс, где находилась ставка главнокомандующего войсками союзников на европейском театре военных действий Дуайта Эйзенхауэра. По поручению Дёница Фридебург официально поставил вопрос о капитуляции групп «Центр» и «Австрия» южной группировки вермахта перед американцами. Впрочем, к чести Эйзенхауэра, он поддержал советскую позицию и заявил, что будет принята только общая безоговорочная капитуляция на всех фронтах, причем как на Западном, так и на Восточном фронте немецкие войска должны оставаться на своих местах.

Эйзенхауэр даже не пожелал лично разговаривать с немецкими представителями, и переговоры вел начальник его штаба – генерал Уолтер Б. Смит. Позднее Эйзенхауэр так вспоминал об этом в мемуарах: «Он заявил Фридебургу, что нет смысла что-либо обсуждать, что наша задача сводится просто к принятию безоговорочной капитуляции. Фридебург возражал, заявив, что не имеет полномочий на подписание такого документа. Ему было разрешено передать по радио депешу для Дёница; в ответ сообщили, что Йодль выехал в нашу штаб-квартиру, чтобы помочь ему в переговорах. Нам было ясно, что немцы стремились выиграть время с тем, чтобы перевести за нашу линию фронта как можно больше немецких солдат. Я сказал генералу Смиту, чтобы он передал Йодлю, что если они немедленно не прекратят выдвигать всякие предлоги и тянуть время, то я закрою весь фронт союзников, чтобы впредь не пропускать никаких немецких беженцев через нашу линию фронта. Я не потерплю дальнейшего промедления. Наконец Йодль и Фридебург составили телеграмму Дёницу с просьбой дать им полномочия подписать акт о полной капитуляции, вступающей в силу через 48 часов после его подписания... Наконец Дёниц понял неизбежность выполнения наших требований, и акт о капитуляции был подписан Йодлем в 02:41 утра 7 мая. Боевые действия должны были прекратиться в полночь 8 мая. После того, как необходимые бумаги были подписаны Йодлем и генералом Смитом в присутствии французского и русского представителей, подписавших документы в качестве свидетелей, Йодля привели в мой кабинет. Я спросил его через переводчика, полностью ли он понимает все статьи подписанного им документа. Он ответил: «Да». Тогда я ему сказал: «Вы официально и лично будете нести ответственность, если условия этой капитуляция будут нарушены, в т. ч. за прибытие немецких командующих в Берлин в такое время, какое будет установлено русским главным командованием для оформления официальной капитуляции перед тем правительством. Всё». Он отдал честь и вышел».

Ситуация на самом деле была еще сложнее, хотя, похоже, Эйзенхауэр руководствовался самыми лучшими намерениями, в т. ч. и по отношению к советским союзникам. Он откровенно сообщил вечером 6 мая начальнику советской военной миссии генерал-майору Ивану Суслопарову, что к нему обратился гитлеровский генерал Йодль с предложением «капитулировать перед англо-американскими войсками и воевать против СССР», и что ему ответили на это предложение. После чего Эйзенхауэр сообщил, что немцы готовы наконец принять все условия и капитулировать на всех фронтах, и предложил от имени советского командования принять эту капитуляцию.

Суслопаров отлично понимал, что принимать такие акты капитуляции – как минимум не его уровень. Он немедленно телеграфировал в Москву текст капитуляции и запросил инструкций, как поступать дальше – подписывать самому этот акт или нет. Меж тем подписание капитуляции немецким командованием было назначено американцами на 02:30 7 мая 1945 года. И ему деликатно, но настойчиво намекали не тянуть с ответом. Суслопаров был в тяжелейшем положении: отсутствие подписи советского представителя под актом о безоговорочной капитуляции немцы могли истолковать и как право на продолжение боевых действий против советских войск. С другой стороны, подписаться под таким документом означало изрядно превысить свои полномочия.

Назначенное время подписания акта уже минуло, ответа из Москвы не приходило, и начальник советской военной миссии взял на себя ответственность подписать акт о капитуляции от имени советской стороны. Но одновременно он же настоял перед Эйзенхауэром на включении в документ специального примечания, согласно которому церемония подписания акта о капитуляции должна быть повторена еще раз, если это потребует одно из государств-союзников. Дуайт Эйзенхауэр и представители других держав при его штабе с примечанием Суслопарова согласились. В 02:41 7 мая в зале оперативного отдела штаба Эйзенхауэра был подписан протокол о капитуляции Германии. Суслопаров немедленно направил свой доклад о состоявшемся событии в Москву… и только тут получил долгожданную, но запоздавшую инструкцию: никаких документов не подписывать!

Как рассказывал в своих воспоминаниях генерал армии Штеменко, в ту ночь его и начальника Генштаба Вооруженных сил СССР генерала армии Антонова вызвали в Кремль. «В кабинете И.Сталина, кроме него самого, мы застали членов правительства. Верховный Главнокомандующий, как обычно, медленно прохаживался вдоль ковровой дорожки. Весь вид его выражал крайнее неудовольствие. То же мы заметили и на лицах присутствующих. Обсуждалась капитуляция в Реймсе. Верховный Главнокомандующий подводил итоги, размышляя вслух. Он заметил, что союзники организовали одностороннее соглашение с правительством Дёница. Такое соглашение больше похоже на нехороший сговор. Кроме генерала И.Суслопарова, никто из государственных лиц СССР в Реймсе не присутствовал. Выходит, что перед нашей страной капитуляции не происходит», – писал Штеменко.

Тем не менее, советское руководство решило не устраивать скандала и воспользоваться поправкой, которую с подачи Суслопарова внесли в акт о капитуляции в Реймсе.

«7 мая мне в Берлин, – вспоминает Георгий Жуков, – позвонил Верховный Главнокомандующий и сообщил: «Сегодня в городе Реймсе немцы подписали акт о безоговорочной капитуляции». «Главную тяжесть войны, – продолжал он, – на своих плечах вынес советский народ, а не союзники, поэтому капитуляция должна быть подписана перед Верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции, а не только перед Верховным командованием союзных войск». «Мы договорились с союзниками, – продолжал Сталин, – считать подписание акта в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск. Представителем Верховного главнокомандования советских войск назначаетесь вы».

Тем не менее, на Западе войну считали уже законченной. На этом основании США и Англия предложили, чтобы 8 мая главы правительств трех держав официально объявили о победе над Германией. Советское правительство не могло согласиться с этим по той причине, что боевые действия на советско-германском фронте еще продолжались. Подписав реймский протокол, немецкая сторона тут же его нарушила. Дёниц отдал приказ немецким войскам на Восточном фронте как можно быстрее отходить на Запад, а в случае необходимости – пробиваться туда с боем.

В ответном послании главам союзных держав И.В. Сталин обратил их внимание на то, что сопротивление противника на советско-германском фронте не ослабело, и указал на необходимость выждать момент, когда вступит в силу капитуляция немецких войск, т. е. до 9 мая (23:00 8 мая по центральноевропейскому времени и 01:00 9 мая – по московскому). Но Черчилль не посчитался с мнением своего союзника, сославшись на то, что парламент потребует от него информации о подписании предварительного протокола в Реймсе. В письме на имя Сталина он писал: «Для меня будет невозможно отложить мое заявление на 24 часа, как Вы это предлагаете». Настаивая на своем предложении, английский премьер-министр хотел избежать возможности подписания акта о безоговорочной капитуляции в занятом советскими войсками Берлине. Перспектива большого международного резонанса этой акции, где неизбежно бы выявилась решающая роль Советского Союза в победе, его явно не устраивала. Поэтому он всеми силами стремился сохранить в силе реймский протокол, подписанный при «относительном участии» СССР.

Президент США Трумэн также не прислушался к пожеланию советской стороны, сославшись на то, что послание Сталина поступило к нему слишком поздно, и отменить все приготовления уже невозможно. Таким образом, наши западные союзники поспешили оповестить мир о капитуляции Германии перед американскими и английскими войсками.

Но Сталин остался непреклонен. Он заявил: «Договор, подписанный в Реймсе, нельзя отменить, но его нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический акт, и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия, – в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции». После этого заявления союзниками договоренность была достигнута быстро. Акт о безоговорочной капитуляции Германии и ее вооруженных сил решено было подписать в Берлине, как и предлагала советская сторона.

В полдень 8 мая в Карлсхорст (восточное предместье Берлина) прибыли представители Верховного командования союзников. Командование экспедиционных сил союзников в Европе представлял заместитель Эйзенхауэра – британский главный маршал авиации Теддер, вооруженные силы США – командующий стратегическими ВВС генерал Спаатс, французские вооруженные силы – главнокомандующий армией генерал Ж. де Латтр де Тассиньи. Из Фленсбурга под охраной английских офицеров была доставлена в Карлсхорст германская делегация: бывший начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ) генерал-фельдмаршал Кейтель, главнокомандующий ВМС адмирал флота Г.Фридебург и генерал-полковник авиации Штумпф, имевшие полномочия подписать акт о безоговорочной капитуляции.

Церемония подписания акта проходила в здании военно-инженерного училища, где был подготовлен специальный зал, украшенный государственными флагами СССР, США, Англии и Франции. За главным столом располагались представители союзных держав. В зале присутствовали советские генералы, войска которых брали Берлин, а также советские и иностранные журналисты.

Церемонию подписания капитуляции поверженного врага открыл маршал Жуков. Он приветствовал представителей союзных армий в занятом Красной армией Берлине в исторический момент капитуляции общего врага – фашистской Германии. «Мы, представители Верховного главнокомандования советских вооруженных сил и Верховного командования союзных войск, уполномочены правительствами антигитлеровской коалиции принять безоговорочную капитуляцию Германии от немецкого военного командования», – торжественно произнес маршал.

После этого по распоряжению Жукова в зал ввели германскую делегацию. По предложению советского представителя Кейтель предъявил главам союзных делегаций документ о своих полномочиях, подписанный Дёницем. Затем немецкой делегации был задан вопрос, имеет ли она на руках акт о безоговорочной капитуляции, и изучила ли она его. После утвердительного ответа Кейтеля представители германских вооруженных сил по знаку маршала Жукова подписали акт, составленный в 9 экземплярах. Затем свои подписи поставили Теддер и Жуков, а в качестве свидетелей – представители США и Франции. Процедура подписания капитуляции закончилась в 00:43 9 мая 1945 года. Немецкая делегация по распоряжению Жукова покинула зал. Теперь капитуляция вооруженных сил Третьего рейха перед их победителями действительно была полной и окончательной.

Тем не менее, в западной историографии и по сей день считается, что капитуляция немецких вооруженных сил произошла 7 мая в Реймсе, а 8 мая в Берлине состоялся акт ее «ратификации».