Цифрократия – не медиакратия

Описанные авторами антиутопий жутковатые миры будущего, в которых жизнь всякого человека, включая даже самые личные, интимные аспекты, просматриваема и прозрачна, постепенно обретают воплощение в настоящем

Неудержимое развитие цифровых технологий, за считанные годы меняющих буквально до неузнаваемости важнейшие сферы жизни, ставит перед обществоведением ряд фундаментальных вопросов. Общепринятого и однозначного определения цифровизации до сих пор не существует, но на эмпирическом уровне всякий понимает, что речь идёт о переводе в электронно-безличностный формат многого из того, что ранее составляло основу жизнедеятельности человека: труда, приобретения материальных благ, торговли, передачи знаний, межличностного общения.

Цифровизацию и её технологическую основу – высокоскоростной интернет - по степени воздействия на общество нельзя ставить в один ряд с изобретением газет, радио или телевидения в прошлом. Цифровые технологии ведут к коренным сдвигам в социальном бытии. Они не сводятся только лишь к быстрому тиражированию информации и потому не могут быть отнесены исключительно к сфере СМИ, пусть даже по техническим возможностям вести “информационную бомбардировку” и превосходят прессу и ТВ на порядки.

Сама мысль о некой связанной с контролем и передачей информации сверхтехнологии, позволяющей властвовать и управлять, не нова. Различные пророчества, базирующиеся на наблюдениях современности, делались в произведениях научных фантастов (Р.Брэдбери, С.Лем)

Социальные философы второй половины XX века склонны были наделять телевидение – самое эффективное на тот момент в плане влияния на умы средство массовой информации – демоническими чертами. Ему приписывали способность “отключать” у людей критическое мышление, делать внушаемыми, подавлять волю. Мидиакратия стала восприниматься как нечто само собой разумеющееся, а телевидение вплоть до начала XXI века виделось главным средством воздействия “четвёртой власти”. В обиход вошёл жаргонный термин “зомбирование”, означавший способность власть имущих посредством телевидения манипулировать сознанием масс.

Такие умозаключения делались не на пустом месте. На рубеже веков телепропаганда действительно играла важную роль в деле подготовки общественного мнения к масштабным политическим акциям власти: что на Западе, что у нас. Те, кто застал ту эпоху, отлично помнят, какого рода “информационное сопровождение” по ТВ придавалось, например, расстрелу Верховного Совета, президентской кампании Ельцина в 1996 году, капитуляции в Хасавюрте, бомбардировкам Югославии, вторжению в Ирак.

Сеть гораздо изощрённее и эффективнее “телеящика”. Внушение при помощи тех или иных манипулятивных приёмов – технология вчерашнего дня. В последнее десятилетие, будь-то события “арабской весны” или второй украинский майдан, сеть неизменно одерживала верх над телевизором. Режимы Хосни Мубарака и Виктора Януковича контролировали традиционные СМИ – и проигрывали. Их противники поставили на службу социальные сети и Интернет – и побеждали.

Интернет – технический базис цифровизации – создал обратную связь между отправителем и потребителем информации, доступную каждому. Он привлёк не только скоростью и удобством, но и кажущимся демократизмом. Если раньше недовольным содержанием телепередач оставалось разве что писать возмущённые письма в редакцию телеканала, то теперь любой пользователь сети получил возможность вести полемику в комментариях, создавать в ней собственные тематические группы или целые сайты, координировать действия единомышленников.

Другой вопрос, какую плату взимала за это мировая паутина.

Социальные сети, очень быстро сделавшиеся главным наполнением интернета, вроде бы способствовали налаживанию коммуникаций между людьми, но по факту незаметно лишили их права на приватность. Жизнь любого активного “фэйсбучника”, “тиктокера” или “контактёра” отныне находится на виду, и эта прозрачность – плата за удобство и быстроту коммуникаций.

“Приватность более не является нормой”,- заявил Марк Цукерберг ещё в 2010 году, когда в России соцсети только набирали популярность. Функционирующая в “Фэйсбук” система блокировки страниц за крамольные с точки зрения корпорации Интернет-высказывания их владельцев подтверждает, что всё это – не просто слова. Вспомним хотя бы, какую роль хозяева сетей-платформ сыграли в репрессиях против сторонников свергнутого американского президента Д.Трампа

Описанные авторами антиутопий жутковатые миры будущего, в которых жизнь всякого человека, включая даже самые личные, интимные аспекты, просматриваема и прозрачна, постепенно обретают воплощение в настоящем. Вот только создаются они не усилиями злодейских тоталитарных режимов, а преимущественно руками самих людей, не способных за удобством цифрового общения распознать экзистенциальных угроз.

Банально повторять, что профиль пользователя социальной сети содержит массу разнообразной информации о нём, в том числе и такой, которая, попади в руки недоброжелателей, может быть использована ему в ущерб. Разумеется, личности подавляющего большинства сетевых пользователей никому не интересны, но при необходимости психологи цифровых корпораций или спецслужб могут составить достаточно подробный психологический портрет из анализа содержимого посещаемых пользователем виртуальных групп, его переписки, личных фотографий, идентифицировать круг его общения, политические взгляды.

Глобальная сеть лишила своих клиентов и конфиденциальности передвижений. Электронный гаджет, подключённый к Интернет-сети – своего рода маячок, по которому без труда можно отслеживать местонахождение владельца.

И это только самые очевидные, лежащие на поверхности возможности, находящиеся в руках тех, кто контролирует цифровые платформы.

Экономические последствия цифровизации, если вдуматься, не менее грандиозны. Уход существенной части торговли и производства услуг на “дистант” способствовал резкому увеличению числа работников, занятых удалённо. Уверенный рост численности прекариата – нового класса “свободных художников” – важнейшее социально-экономическое следствие экспансии “цифры”. Вот только есть ли за ним историческое будущее?

Прекариат, в отличие от пролетариата ушедших времён, предельно атомизирован и разобщён, и свобода его, разумеется, мнима. В действительности эти люди не только лишены элементарных социальных гарантий (оплачиваемых больничных, отпусков, нормированного рабочего дня, возможности совершать пенсионе отчисления), но и находятся в абсолютной зависимости от работодателя, его прихотей и капризов. Переход в ряды прекариата ведёт к ослаблению и без того хлипких в условиях мегаполисов социальных связей, укоренению асоциальных привычек и асоциального образа жизни. С цифровизацией возникло удивительное на первый взгляд социальное явление – перемещающиеся из города в город и из страны в страну профессиональные бродяги, зарабатывающие на “подножный корм” разного рода фрилансом. Люмпен с ноутбуком или айфоном - удивительное, но одновременно закономерное порождение эпохи.

Революционные изменения происходят и в финансовой сфере, в особенности в сфере платёжного оборота. Безналичный расчёт с огромной скоростью вытесняет наличный по всему “цивилизованному миру”, и мир без наличных денег уже не кажется чем-то фантастическим. Так, например, по данным Сбербанка доля безналичных платежей в 2020 году в России достигла 54,1 %. Согласно статистике платёжного сервиса “Скрепка” от марта 2021 г. 76% платежей за повседневные покупки жители России совершают по безналу. В Швеции упразднение наличных денег как таковых обсуждается уже на государственном уровне.

Переход на цифровые (виртуальные) деньги – не просто изменение внешней формы всеобщего товарного эквивалента. Такой процесс сулит обернуться в разы более серьёзными последствиями, нежели осуществлённая когда-то замена полноценных, золотых и серебряных денег неполноценными - из дешёвых сплавов и бумаги. В цифровом мире обладатель пластиковой карты де-факто передаёт все без исключения сбережения в руки хозяев цифровых платформ, и при необходимости лишить его возможности купить даже хлеб – дело двух или трёх кнопочных кликов.

Банковские карты не следует полностью отождествлять с банковскими счетами. Владелец счёта, сколь бы внушительным он ни был, всё равно хранил при себе ту или иную сумму наличностью и мог распоряжаться ей абсолютно свободно. Никому и в голову не могло придти, что человек может оказаться лишённым возможности купить билет на автобус или еду, если его кредитная история, скажем, чем-то не понравилась службе безопасности банка. В условиях цифровизации мало обладать просто деньгами. Всё движется к тому, что этого окажется недостаточно, чтобы иметь неограниченную извне возможность удовлетворять материальные потребности как таковые, и дело даже не в том, скромны они или нет.

Владелец цифровых денег попадает в сильнейшую зависимость от владельца цифровых платформ, и подобная зависимость (пусть пока ещё по большей части гипотетическая) – совершенно новое явление в сфере обращения и товарно-денежных отношений. Нужно ли говорить, что трансформация денег из классического посредника при обмене товарами, совершаемого по доброй воле, в нечто, допуск к чему может предоставляться при целом ряде дополнительных условий – реалистичная и реализуемая перспектива.

Изменятся и роль самих цифровых платформ, без которых в современной экономике уже немыслимы многие операции.

Цифровые платформы давно перестали быть просто техническим средством. В то же время они – не есть средства производства, известные нам из курса политэкономии, ибо только лишь к средствам создания материальных благ они не сводятся. Если мысленно развить отчётливо обозначившиеся тенденции прикрепления к платформам важнейших сторон экономической деятельности и человеческой жизни, то их следует именовать, скорее, средствами жизнеобеспечения – то есть, такими средствами, без обращения к которым скоро сделается невозможной сколько-нибудь нормальная жизнь. И обращение это чем дальше – тем больше будет вынужденным – просто потому, что иная, нецифровая альтернатива удовлетворения насущных нужд в цифровизирующемся мире исчезает. Соответственно, собственность на средства жизнеобеспечения (неважно даже какая: частная, акционерная, государственная) есть нечто большее, чем собственность на средства производства. Речь пойдёт о собственности на отчуждаемую у человека жизнь.

Подобное – будь оно реализовано хотя бы в главных, базовых чертах – уже не есть капитализм, каким мы его помним и знаем. Дальнейшее распространение цифровых технологий, цифровизация всё новых сторон хозяйственной деятельности и повседневного быта дают право утверждать, что развитая часть человечества вплотную приблизилась к новой общественно-исторической формации, смутное предчувствие которой возникло несколько десятилетий назад и долгое время выражалось в употреблении расплывчатого термина “постиндустриализм”.

Цифровизация не может быть свёрнута простым политическим решением верхов. Важнейшие отрасли экономики, коммуникации, средства связи, а в последнее время и политические институты в лице выборов уже накрепко привязаны к “цифре”. Из истории известно, какую роль сыграл прогресс технологий в становлении капитализма несколько веков назад. “Прирастание” капитализма промышленностью – не фигура речи. Развитие индустриального уклада бесповоротно изменило производственные отношения, вывело на историческую арену принципиально новые производительные силы, положившие конец феодализму как общественному строю и исторической эпохе. Вполне логично, что упадок промышленности на Западе, в капиталистическом ядре, запускает необратимую трансформацию и самого капитализма как такового.

Экономическая функция человека, не обладающего собственностью на средства жизнеобеспечения, при новом укладе пока видится туманной. Вряд ли хозяева цифровых платформ будут рассматривать его только лишь как объект экономической эксплуатации, поскольку неясно, что он может дать им в обмен на потребляемые посредством цифровых платформ блага. Ряд футурологов рисуют крайне мрачные сценарии будущего. Не впадая в огульный исторический пессимизм, замечу, что строй, при котором огромные массы людей не заняты созданием материальных благ, но вместе с тем не относятся и к правящим элитам, не выполняют сколько-нибудь значимых административных функций, вряд ли окажется гуманным по отношению к находящемуся в жизненной зависимости от цифровых платформ человеку.

Разумеется, цифровой уклад в процессе своего становления претерпит ещё не одну метаморфозу, и предположить, какие формы он примет с течением времени, на сегодняшний день не может никто, включая самых ярых сторонников цифровизации. Но относиться к ней необходимо с предельной серьёзностью. Речь давно уже не идёт о простом совершенствовании средств коммуникации или механизмов воздействия на сознание масс. Речь идёт о несоизмеримо большем.