«Войну предчувствовали...»

Японцы изматывали советских военных, как будто намеренно ослабляя мощь перед началом Великой Отечественной

Родился 27 сентября 1909 года в городе Пирятине Полтавской губернии. 15 октября 1932 года был призван в ряды Военно-Морского Флота. Служил помощником командира взвода.

Октябрь 1934 – октябрь 1937 гг. – Военно-морское училище им. М.В. Фрунзе, курсант. Училище окончил в звании политрука.

Служил политруком на корабле (с октября по декабрь 1937 года), начальником бригадной школы (с декабря 1937 по май 1938 гг.), военкомом плавбазы (с мая 1938 по июнь 1941 гг.), военкомом артдивизиона (с июня 1941 по апрель 1942 гг.), военкомом гидрометеослужбы (с апреля по октябрь 1942 г.), заместителем командира по политчасти гидрометеослужбы (с октября 1942 по ноябрь 1943 гг.), пропагандистом части (с ноября 1943 по апрель 1945 гг.), начальником школы партактива (с апреля по август 1945 г.), начальником агитационной пропагандистской части политотдела (с августа 1945 по февраль 1946 гг.), заместителем начальника политотдела (с февраля 1946 по октябрь 1950 гг.)

С 9 августа по 3 сентября 1945 года в составе Южно-Морского оборонительного района в качестве начальника агитационной пропагандистской части и заместителя командира корабля по политчасти принимал участие в войне с Японией. Был контужен. За сбитие самолета награжден орденом Красной Звезды.

Октябрь 1950 – декабрь 1951 гг. – Высшие офицерские курсы при Военной академии им. В.И. Ленина, слушатель. Затем служил в Эстонии, в Таллине, на следующих должностях: заместитель начальника управления строительных работ по политчасти (с декабря 1951 по январь 1952 гг.), начальник политотдела и заместитель начальника военно-морского строительства по политчасти (с января 1952 по ноябрь 1953 гг.), заместитель начальника строительства по политчасти строительства (с ноября 1953 по октябрь 1957 гг.), секретарь парткома строительства (с октября 1957 по февраль 1958 гг.)

14 февраля 1958 года приказом Главкома ВМФ был уволен в запас (приказ № 0186 от 25.01.1958 г.) в звании подполковника. 27 апреля 2007 года указом президента РФ П.И. Михлину было присвоено звание полковника.

Награды: орден Красного Знамени (за выслугу лет), два ордена Красной Звезды, медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За победу над Японией».

После увольнения в запас работал в сфере строительства. Принимал участие в общественной деятельности: был руководителем секции военных строителей и членом правления Клуба ветеранов флота.

– Петр Исаакович, вы родились в 1909 году. А вы помните Гражданскую войну?

– Помню.

– А что вы можете сказать о том времени как очевидец?

– Что я могу сказать об этом времени? Это было сумасшедшее время. Это было время, когда брат с братом дрался. Это во-первых. А во-вторых, это было время, когда менялся режим. Это было время, когда, скажем, те, кто считал себя владыкой в стране, бежал, захватив с собой ценности. Словом, это было муторное такое и страшное время.

– А личные какие-то воспоминания у вас, может быть, были об этом периоде?

– Были и личные воспоминания, и были они таковы. Во-первых, был грабеж. Вы понимаете, не было никакой уверенности в том, что сегодня тебя опять не ограбят. Дальше – следующее. Без всякого спроса, без всякого желания к нам в дом селили этих участников, и мы занимались ими. Ну что страшного еще можно сказать о том времени? Это то, что погибло столько людей. Но, с другой стороны, это было время, когда происходило изменение режима. Гражданская война отразилась на всей жизни и на всем том, что было в стране.

– А в какой местности это дело происходило?

– Там, где я родился, на Украине. А родился я в городе Пирятине Полтавской губернии в 1909 году. Что вам еще об этом сказать? Это вспоминать тяжело. Кстати, город Пирятин, где я жил, – это был небольшой город такой.

– Через вас и красные, и белые проходили?

– Все было. Менялся и цвет воевавших, и отношение их к жизни. Словом, время было не совсем прочное.

– Не могли бы вы сказать, как к вам относились белые, а как – красные?

– Вы знаете, я не могу ничего хорошего сказать о белых. Белые занимались грабежом. И еще у них было желание унизить нацию, в которой я состою. Ну а красные, я вам скажу, были более внимательны к людям. Надо сказать, что красные помогли восстановить разрушенное народное хозяйство. А разрушено оно было деникинцами, махновцами и прочими. Когда были белые, проходили расстрелы. А что это были за расстрелы? Во-первых, они расстреливали по национальному признаку. Во-вторых, они расстреливали тех, кто не пошел на войну против красных служить. Красные этим не занимались: они, если это того стоило, так арестовывали. Я помню, что те, кто не платил налоги, несли ответственность за это при красных.

– А петлюровцы проходили через вашу местность?

– Были и петлюровцы, были и махновцы, была и всякая дрянь. Производили они ограбление, производили унижение, все было.

– Погромы были?

– Были и погромы. Всякое было!

– Когда была революция, вам было, насколько я понимаю, 8 лет. Вы помните, как эти события происходили?

– Помню. Я помню, как, скажем, во время революции отнимали для национализации многое. У нас были три крупнейшие мельницы. Их национализировали. Я помню, что во время революции было особое внимание к вопросу грамотности. Ведь Россия, прямо скажем, была тогда наполовину неграмотная. Был создан ликбез. И, прямо скажем, в принудительном порядке отправляли туда людей учиться. Было желание, не было желания учиться – все равно говорили: иди учись, знай алфавит и умей читать. Я сам учился на рабфаке, который закончил в 1927 году. Организовывалась работа этого рабфака так. Учитывая, что Россия была во многом неграмотная, в обязательном порядке юноши и девушки учились там.

– А что у вас была за семья?

– Семья наша была большая. У меня отец был портным. Но он был мужским портным. Он зарабатывал, жизнь была неплохая. В каком смысле неплохая? Что нам было что есть. Но что вам еще сказать об Украине?

– А голод вы переживали в 20-х годах?

– Был голод, причем его переживали все. И вот эта выдумка украинцев о том, что русские жили лучше, чем украинцы, – это ложь. Этот голод касался всех, за исключением шахтеров, которые жили несколько лучше. Но в каком смысле шахтеры лучше жили? У них и труд был тяжелый... Короче говоря, жизнь тогда шла не вверх, а вниз. Надо сказать, что люди, которые остались жить там, при фашизме, я имею в виду еврейский народ, все погибли.

– И ваши родственники тоже там пострадали?

– Не только пострадали! Мои родители, да и вся семья погибла там. Я единственный из Михлиных остался в живых, вся моя семья погибла. Если вы имеете возможность почитать книгу Ильи Эренбурга «Война» – почитайте. Там он пишет про землю Пирятичину. И он описывает, как 1600 детей, взрослых и малолетних, были расстреляны недалеко между Пирятиным и Ревенкой. И причем, когда их расстреливали, то заставляли их же рыть себе могилы. Земля тряслась от этого! В общем, Илья Эренбург описал эту трагедию. Когда вспоминаешь, в голове так и мутится от того. А потом я пошел служить во флот.

– До призыва в ВМФ вы где-то работали?

– До флота я находился на обыкновенной работе. Я работал помощником у отца, портного.

– Когда вы начали служить во флоте?

– Я начал свою службу в октябре 1932 года.

– А как вы попали на флот?

– А на флот я попал так. Я был призван и направлен сначала в экипаж. И оттуда распределяли, кто куда пойдет служить. Я попал на Тихоокеанский флот. Кстати, окончательно закрепил за собой флот после окончания военно-морского училища. Было такое Военно-морское училище имени Фрунзе. Его я окончил в 1937 году. Служил я до войны и на Дальнем Востоке, и на Камчатке, и в Советской Гавани. В то время самое страшное место в нашей стране – это были провокации японцев. Это были действительные и самые настоящие провокации войны. И вот, имея с немцами договор, японцы уже готовы были на шаг к войне с Россией. Вы понимаете, что японцы приближали с каждым днем войну с Россией. Я служил в начале войны во Владивостоке. И вот когда немцы объявили нам войну, ночью началась бомбежка. Беспрерывно японцы сбрасывали на нас листовки.

– Петр Исаакович, скажите, а кадровые чистки во флоте в то время, в 30-х годах, были? Вы ведь именно в этот период времени служили.

– Было такое, было. Надо сказать, это была теневая сторона жизни нашего флота. Скажем, у меня командир «боевой части пять» (БЧ-5) был арестован за то, что его родители находились в Америке. Были аресты и за то, что, допустим, не то сказал, не то подумал. Были, были такие случаи.

– Кем вы служили до войны?

– После окончания войны мне было присвоено звание старшего политрука, и служил я все время на Тихоокеанском флоте. Обязанности у меня были такие. Я служил на корабле, был заместителем командира по политической части. Команда была очень сплоченная. Я и сейчас вспоминаю людей, которые находились в моем подчинении. А был даже случай в Москве, когда на Комсомольской улице я встретил человека, уже седого. Он подошел ко мне и сказал: «Здравствуйте, Петр Исаакович!» Я на него посмотрел и не узнал. Он мне тогда ответил: «А ведь я же Никандров. Я был у вас в части № 1, это радиошифровальный отдел». Так что моя жизнь на флоте – это было главное дело моей жизни.

– Японцы до того, как началась война, в вашем районе делали провокации?

– Делали. Причем делали они провокации начиная с первого часа и заканчивая полным окончанием войны. Главный их лозунг был такой: «Мы повторим Цусиму». Так что провокации были. Были они и среди корейцев, среди местного населения. И в Сесине, помню, была обнаружена группа русских белогвардейцев, которые там обосновались и которые тоже много помогали в разведывательном деле. Так что обстановка на Тихоокеанском флоте была неспокойная. Ждали мы, помню, совместной войны японцев и американцев. Это было главное, что довлело над нами. Мы направляли в Россию и оружие, и продовольствие. Ну а потом, в 1945 году, была война с Японией, а японцы воевать умели. Надо сказать, что Япония была подготовлена к войне. Миллион японцев сражались в Китае.

– А шпионов засылали к вам?

– Засылали. На Дальнем Востоке в основном жили корейцы. Были специальные селения. И среди них были и разведчики. И надо сказать, что разведка была.

– До войны в большие походы ходили?

– Я же вам и рассказываю, что был и в Находке, и в Советской Гавани, и в Петропавловске-Камчатском, и на Чукотке. Это все были наши морские переходы. И это все до войны происходило.

– В шторм попадали?

– Попадали. Но шторм мучил нас на Тихом океане нередко. Причем бывали такие шторма, что еле-еле человек удерживался.

– Тревоги часто объявляли?

– Это было часто: и до войны, и во время войны.

– Учения какие-то у вас проводились?

– Проводились.

– Какие из них были самые крупные?

– Самыми крупными учениями был выход в автономное плавание. Скажем, на Тихом океане на 45 суток корабль отрывался. Это называлось автономным плаванием. Я сам находился в таком автономном плавании.

– Что представлял из себя Дальний Восток до начала войны?

– Ну, там были, например, золотые места. Это золото, которое там было, переправляли в Магадан. Но я в Магадане не был. Местом нашей стоянки был Владивосток.

– Было ли у вас такое предчувствие в 30-х годах, что скоро случится нападение?

– Да-да, войну предчувствовали. Предчувствовали именно потому, что все было направлено именно на это. Я же вам рассказываю о том, что до объявления войны нам не давали спокою японцы. Они всё делали для того, чтобы ослабить Советский Союз.

– Как вы считаете: наш флот был готов к войне?

– Могу только сказать, что к войне готовились все.

– Старые русские офицеры служили во флоте?

– Вы знаете, были такие старые служаки. Они были грамотные. По мере занятий с ними мы тоже становились грамотные.

– Расскажите о том, как вы узнали о начале войны.

– Мы выезжали на остров на пикник. И вдруг было сообщение о том, что началась война между Россией и Германией.

– На фронт с Дальнего Востока отправляли у вас кого-то, пока шла война?

– Было такое. Были такие случаи, когда, скажем, на завтра объявляли, что, допустим, такая-то команда едет в Подмосковье на фронт.

– Расскажите о своем участии в войне с Японией.

– Был я в Расине. Там, кстати говоря, у нас было очень серьезное сражение с японцами. Вы ведь знаете, что японцы были очень и очень хорошо вооружены. Затем мы освобождали такие места, как Шьюки, Сессин, Гензам. И надо сказать, что воевали японцы здорово. Я даже видел тех, кто делал себе харакири.

– А где и как это было?

– Это было в Сесине. А происходило это так. Они очень сильно укрепили береговую часть. Но мы обошли это укрепление с другой стороны. И их главный командир, который должен был дать решительный бой нам в этом месте, покончил жизнь самоубийством: сунул штык в живот, разрезал живот, и на этом жизнь его закончилась. Участвовали мы в войне в составе Южного морского оборонительного района. Это после нашего захвата Кореи (место было раньше корейским) был организован Южный морской оборонительный район. Этот район был очень большой. Там был большой индустриальный город.

– Потери у вас были в этой войне?

– Были, были потери. Причем потери были порядочные. Этого нельзя отрицать. Во время бомбежки у нас тоже выбывали из строя люди. Причем надо сказать, что на корабле, на котором я служил, были и попадания. Но, к нашему счастью, в основном это относилось к носовой части корабля. Т. е. носовая часть страдала. А так в основном мы чувствовали себя более-менее нормально.

– А что у вас был за корабль?

– Назывался он «Север». На нем была большая команда. Надо сказать, она была очень укомплектована. Всего на корабле были 73 человека. Ну а чем занимался наш корабль? Во-первых, уничтожением мин: проводил тральщицкую работу. А во-вторых, у нас на корабле был очень сильно подготовлен зенитный состав. У нас зенитная артиллерия сбила немало японских самолетов.

– А поломки на судне у вас были?

– Были. Они были такого характера. Это были такие вещи, как неисправные части в машинном отделении. Были поломки и в верхней части корабля. Поломок было много. Как говорится, жизнь есть жизнь.

– Как называлось ваше подразделение, куда ваш корабль входил?

– У нас была третья бригада подводных лодок. Мы туда входили. Правда, наш корабль был надводный, но он был очень необходим для бригады.

– Чем вы были награждены во время войны?

– У меня орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, орден Отечественной войны. Ну, ордена Красного Знамени и Красной Звезды я за выслугу лет получил. Нас поощряли за то, что, скажем, когда закончилась война, мы остались служить. А один орден Красной Звезды я получил за то, что мы сбили самолет. И причем за то, что сбили самолет, который вторгся в пределы России не просто так, а, будучи очень сильно вооруженным, уничтожил Атем – есть такой город в Приморье. Посадили мы самолет, взяли его экипаж. Но что нам не удалось взять, так это всю документацию, которую они полностью успели сжечь. Вот в этом был недостаток.

– А сколько самолетов было сбито зенитками вашего судна?

– Сбито нами было всего 14 самолетов. Но о тех, которые были сбиты, но улетали, мы не знали. А лично я сбил один самолет. У нас на судне была очень сильная зенитная артиллерия – 85-миллиметровые пушки.

– Японский флот действовал против вас?

– Действовал. Он действовал в направлении Соединенных Штатов и России. И особенно после Перл-Харбора, когда американские самолеты были разгромлены там. Это было такое осушение, что японцы решили смести все на своем пути. Но, надо сказать, советская власть предусматривала много того, о чем, может быть, и не думали японцы.

– Случаи потопления лодок в вашей бригаде были?

– Были. Был приказ из Владивостока отправить на Север подводную лодку. И вот вышла подводная лодка во главе с командиром Томским, и ее потопили американцы. Это стало яснее ясного. Значит, не дошла она до места назначения.

– Какую-то секретную информацию вы получали?

– Получали.

– А какого она была характера?

– Получали шифровки: допустим, в таком-то квадрате ожидается появление подводной лодки. Все было нам показано, где и какое место. Дальше мы получали извещения о том, откуда выходят японские корабли. Нам было известно, где должно произойти, скажем, сражение японцев и американцев. Мы были осведомлены об этих делах.

– Японские трофеи брали?

– Брали.

– А какие?

– Артиллерию. Дальше, прямо вам скажу, брали обмундирование, которого нам недоставало. Недоставало нам и питания, и мы его тоже брали... В общем, все, что можно было взять у японцев, брали. Их поражение было полное.

– Как охранялось ваше судно?

– Ну, во-первых, у нас была своя вахта. И потом, было такое круговое обязательство: следи за кораблем и помогай.

– Как у вас поддерживалась связь между кораблями? Насколько она была надежной?

– Связь поддерживалась путем радиосвязи, шифровок.

– Юнги были у вас?

– Были во время войны одинокие мальчонки, родители которых погибли на фронте. Их забирали, воспитывали, одевали. Вот они, значит, были у нас.

– Помощь от союзников приходила?

– От Америки к нам приходила помощь в смысле продовольствия и вооружения. Надо сказать, что это было. Это ленд-лизом называлось.

– С корейцами встречались?

– Да. Но корейцы, прямо скажем, были выселены из Приморья в Узбекистан. Там многие из них живут и сейчас. Были ли среди них доносчики? Да, были.

– Вы помните какие-то конкретные случаи?

– Да, конкретные случаи были. Были такие случаи, когда у нас только рождался замысел на каком-то определенном участке, и вдруг он становился известен японцам. А все это делали, конечно, они. Они превращали себя в стариков, превращали себя в малышей, превращали себя в больных... Во всяком случае, их было за что выселять. Но, что интересно, японцы потом получили стоимость своих квартир.

– Кого-нибудь из высшего командования флота встречать приходилось?

– Да, приходилось. Самым отважным командующим Тихоокеанского флота был покойный адмирал флота Советского Союза Николай Герасимович Кузнецов. Я общался с ним. Он ходил к нам на корабль для формирования. Вообще это был выдающийся флотоводец. Он был в Лондоне, он был в Испании. Это был человек, который прошел войну вдоль и поперек.

– А как он общался с вами?

– Вы знаете, такое общение трудно себе представить. Адмирал флота, когда заходил в кубрик, помимо того что все стояли с поднятыми головами, говорил: «Товарищи, здравствуйте! Спокойно садитесь, я вам кое-что расскажу». В общем, был очень добрый и очень умный в отношениях с подчиненными.

– Как вас застало окончание войны, помните?

– Помню. Вышли мы в море. Уже была объявлена боеготовность. И вдруг с первого радиоучастка, т. е. с радиорубки, бежит человек и сообщает, что объявлена победа. Причем с такой радостью, с таким подпрыгом нам сообщает. Это было для нас как рождение. Мы тогда чувствовали, что вот только сейчас начинается жизнь.

– Как у вас складывались отношения с экипажем?

– Я вам скажу, что это отношение всегда было дружеским. Я, например, не помню ни одного случая, чтобы вместо внушения наказывал. Я всегда старался посадить перед собой совершившего правонарушение и просил его рассказывать.

– А нарушения эти были какого характера?

– Самоволки. Были нарушения и в отношении выпивки. Особенно это было, когда мы стояли в Доку. Там магазин был рядом, и наши пользовались этим. Вот таким образом это было...

– С вами служили представители разных национальностей?

– Да. И причем должен вам сказать: не помню, чтобы где-то была такая дружба, как на флоте. Не было никаких сложностей в отношениях.

– Какие-то командиры вам запомнились?

– Моим командиром был Малаховский. Но он уже умер.

– Как политработник вы часто интересовались сводками с фронта?

– Интересовались. Прослушивали мы это дело. У нас был специальный аппарат, который нам об этом сообщал, – ну, радио.

– С пленными приходилось иметь дело?

– Приходилось. В Находке, во всяком случае, осело 700 пленных японцев. Только в одном районе. Причем должен вам сказать, что они рассчитывали на худшее, а советская власть показала: трудись, и все будет нормально.

– Чем вы были вооружены во время войны?

– Лично я? Во-первых, у меня было личное оружие. За мной была закреплена винтовка. В то же самое время за мной было закреплено место, где я должен стоять во время боя, на какой части. Все это было расписано.

– Как вас кормили на флоте?

– Хорошо кормили. Но сказать, что уж очень хорошо, было бы не совсем правильно. Во всяком случае, у нас тушенка была. Во всяком случае, на Дальнем Востоке было все сухое. Были сухая капуста, все было сухое...

– О работниках особого отдела что можете сказать?

– Особый отдел был у нас.

– Вы сталкивались с работниками этого отдела?

– Сталкивался. Но, вы знаете, в этом отделе мне попался очень толковый человек. И прежде чем что-то делать, он, бывало, заходил, закрывал дверь, и мы беседовали. Он был заместителем начальника особого отдела. Это был очень толковый человек. Причем надо сказать, что прежде чем что-нибудь уже совершить, он, бывало, согласовывал все это со мной. Этого было не отнять у него.

– В партию вы вступили во время войны?

– Нет, в партию я раньше вступил, еще в 1931 году. Получилось это так. Я работал, был комсомольцем, и у нас была сильная партийная организация. И мне предложили вступить в партию.

– К Сталину какое было отношение во время войны?

– К Сталину было отношение как к главнокомандующему. Недолюбливали его отдельные личности...

– Кто-нибудь воевал у вас из семьи?

– У меня два брата воевали. Один погиб под Харьковом, а другой – под Москвой.

– В каком звании и в какой должности вы окончили войну?

– Войну я окончил майором. Я был тогда еще одновременно назначен начальником школы партаппарата во Владивостоке. Тогда заболел ее начальник, и меня туда временно назначили. Там, в этой школе, я рассказывал о войне старшим офицерам. Срок обучения там составлял где-то год.

– Расскажите о вашей службе после войны.

– После войны я был переведен на берег, служил во Владивостоке. Оттуда меня направили на учебу, а с учебы я попал в Таллин. Что интересно: до этого я никогда не служил военным строителем. А тут в Москве нас подготовили как военных строителей, после чего нас, группу руководителей, направили в Таллин. А в Таллине был 8-й Военно-морской флот. Вот нас сюда и направили. Тут было тяжелейшее положение с жильем, и нас направили на то, чтобы сделать все необходимое для того, чтобы люди были поселены. Половина Таллина была нами построена. Вот этот дом, где мы сидим с вами и разговариваем, был построен тоже с моим участием. Дом офицеров тоже был построен с моим участием. Нами также был построен маяк в Финском заливе, который будет веками стоять. Он был сначала предназначен как атомный, но эстонцы возразили на это. У этого маяка есть атомные установки, но он подает с земли, прямо с гавани. В 1958 году я уволился в запас, потом работал в Таллине по строительству.

– Петр Исаакович, в этом году вам исполняется 103 года. Скажите, а у вас есть секреты долголетия?

– Нет у меня никаких секретов. Вы знаете, меня часто спрашивают мои друзья: «Может, у тебя есть что-то особое?» Ничего особого у меня нет. Живу я, вот и все. Жизнь есть жизнь.