Президент не понимает, чем право отличается от справедливости

Такой вывод можно сделать, анализируя недавние высказывания Дмитрия Медведева

В целом идея празднования в 2012 году 1150-летия (согласно официальной версии) российской государственности, как и соответствующий указ президента Дмитрия Медведева на эту тему, о чем он говорил на днях на встрече с историками и членами президентских советов по науке и культуре во Владимире, по сути своей правильны. И хорошо хотя бы то, что Дмитрий Анатольевич, полгода назад уверявший страну, что ее история насчитывает 20 лет (об этом президент заявил в поздравлении россиян с новым 2011 годом. – Прим. ред.), теперь узнал и то, что на самом деле ей много больше 1000.

И общая тональность его выступления на встрече с членами президиумов упомянутых президентских советов правильна. Суть ее, в общем, в том, что у России нет оснований чувствовать себя каким-то образом ущемленной в плане истории по сравнению с европейскими странами, провозглашающими себя передовыми. История России самодостаточна.

Кстати, к этому можно было бы добавить и то, что Россия является одной из очень немногих, если вообще не единственной страной со столь длительной историей непрерываемого суверенитета – с момента победы на Куликовом поле в 1380 году. Государственность США насчитывает немногим более 200 лет, Испания сложилась как единое государство и покончила с арабским завоеванием 500 лет назад, при этом в последующем теряла свой суверенитет. Италия и Германия преодолели раздробленность и приобрели национальную независимость в XIX веке, Франция покончила с зависимостью от Англии после столетней войны, в конечном счете, в середине XVI века и теряла национальную независимость в ходе Второй мировой войны... Примеры можно продолжать. Непрерывным сохранением национального суверенитета в сроках, подобных российским, могла бы похвастаться разве что Англия, пусть и с некоторыми оговорками.

Так что общая идея и празднования, и выступления верна, хотя, конечно, сама принятая в качестве отправной точки дата – 862 год (возникновение русской государственности историками, придерживающимися официальной версии, связывается с т. н. призванием варягов на Русь, которое, согласно «Повести временных лет», произошло в 862 году. – Прим. ред.) – более чем условна. В целом несколько странно считать датой появления государственности дату призвания варягов. Причем призванных, в общем-то, в непонятном качестве: то ли командиры наемной дружины, то ли правители. Если верно первое, то при чем тут государственность? Если верно второе, то это – не столько обретение государственности, сколько утрата суверенитета.

И почему Гостомысл (легендарный старейшина ильменских словен; некоторые летописи утверждают, что именно по совету Гостомысла словене призвали варягов. – Прим. ред.) – это не государственность, а Рюрик – государственность? Аналогично, почему Кий, Щек и Хорив (легендарные братья, считающиеся основателями Киева. – Прим. ред.) – не государственность? Киев существует, по летописным данным, с конца V века, а Новгород, куда призвали Рюрика, – с середины IX века.

Другое дело, что именно потомки Рюрика были в последующем великими князьями и царями русского государства до конца XVI века, а 862 год – одна из первых наиболее определенных подобных дат в истории страны. Т. е. это – скорее начало не русской государственности, а писанной истории России. И в этом смысле эта дата как символическая в целом может приниматься. Как верно сказал Медведев: «Дата условна, и государственность не образуется в один год».

Проблема в том, что, выступив, в общем, в правильном духе, Дмитрий Анатольевич, увы, в то же время наговорил массу нелепостей.

Для начала (правда, со ссылкой на историков) он связал рождение государственности с бурным ростом городов – и в России, и в Западной Европе. Кто из историков подсказал ему такую странную мысль, сложно сказать. Обычно считалось, что бурный рост городов – это очень важный, но отдельный шаг в истории страны: он может происходить и до создания общей государственности, и много позже. Франкское государство возникло тогда, когда галльские и римские города в Галлии существовали уже не один век, но первоначально Хлодвиг (король франков, правивший в V-VI вв. – Прим. ред.) и его наследники вообще не связывали даже свою ставку ни с одним из них: двор королей постоянно кочевал из одной провинции страны в другую и останавливался во владениях тех или иных правителей провинций, а не в городах. Вообще в средние века города и ставки правителей далеко не всегда были жестко связаны друг с другом, и города подчас были оплотом противостояния правительственной власти. И именно сопротивление итальянских и германских городов помешало полноценному складыванию «Священной Римской империи германской нации»…

Да и почему Медведев решил, что вторая половина IX века – время призвания варягов – была временем зарождения русских городов? Киев, по летописным данным, повторим, существовал как минимум с конца V века; Изборск, Полоцк, Ростов, Муром, Ладога, Белоозеро, Смоленск, Любеч, действительно, с точной датировкой упоминаются лишь 862 годом, но как уже относительно давно существующие. Ладогу, по данным дендрохронологии, принято относить к периоду до 753 года.

Далее. Дмитрий Анатольевич верно говорит о том, что российское государство складывалось на многонациональной основе. Только он говорит, что оно так складывалось изначально – т. е., надо полагать, с того же IX века. Но на деле в многонациональное государство Россия стала превращаться примерно в середине XVI века, а до конца XV века шел процесс становления русского национального государства. В IX веке ни в России, ни в мире просто еще не было такой исторической общности, как «нация». К X-XI вв. сложилась еще только древнерусская народность, из которой позже вышли, в частности, три известные нации – русская, украинская и белорусская. В IX же веке в России были лишь племена и этносы, и, действительно, российское государство складывалось как многоплеменное и полиэтническое. Если же для политика что племя, что нация, что этнос – все едино, то вряд ли такой политик может предложить стране разумную национальную политику.

Одновременно Дмитрий Медведев утверждает, что российское государство складывалось путем объединения, а не разъединения. И тут тоже непонятно, что он хочет сказать. Любое государство проходит разные этапы своей истории: первоначальное единство, раздробленность, затем – ее преодоление. Если Дмитрий Анатольевич хотел сказать, что в этом отношении Россия не отличается от других государств или хотя бы западноевропейских государств, – это, конечно, правда. Но другие государства также переживали период распада своей первоначальной целостности, которую потом с трудом и кровью преодолевали. И в этом отношении они не отличаются от России.

И, если на то пошло, сегодняшняя РФ есть продукт распада, а не объединения. Распада единого союзного государства, СССР. И, в определенном смысле, Великой России. Если Медведев – концептуальный противник разъединения, пусть скажет, что этот распад был противоестественен, и пусть провозгласит целью своей политики воссоздание единого многонационального союзного государства в границах СССР.

Но продолжаем разбирать то, что на самом деле сказал президент. А помимо вышеприведенного, он произнес совсем уж невнятную тираду на тему о том, что в России изначально существовало «правовое государство:

«Изначально Россия формировалась, если хотите, как правовое государство, т. е. как государство, в котором были собственные правила поведения, то, что в современном языке называется «законодательство». И эти правила поведения регулировали отношения между людьми, поддерживая общественный порядок, а, стало быть, поддерживая определенный уклад жизни, определенные ценности. И идея правового русского государства того периода как раз была в общей идее справедливости: власть нужна для того, чтобы государство развивалось, чтобы люди жили лучше, и поэтому власть должна учитывать как интересы обычных людей, так и их традиции, традиции разных народов, которые объединены в большой стране».

Ну, во-первых, правовое государство никогда не возникает «изначально». Это – т. н. «третий уровень государственности». Первый уровень – это «государственный суверенитет, монополизация государством законных средств физического насилия». Второй – «конституционное государство, неотчуждаемые основные права и права человека, разделение властей, принцип парламентского большинства». Третий – как раз «правовое государство». Четвертый – «социальное государство». Пятый, с незавершенными на сегодня политико-институциональными выводами (а вышеуказанные характеристики государственности, в частности, «правовое государство», основаны на политико-институциональных выводах развития уровня государственности), – это государство, обеспечивающее защиту от угрозы «всеобщего разрушения природы и жизни, опасности для естественных условий жизни». Основной отличительный признак и основной постулат правового государства – не наличие закона, а приоритет права над властью. Власть имеет право лишь на то, на что дает ей право закон. В России как минимум до XX века власть всегда рассматривалась как высшая и абсолютная, и закон всегда был ниже ее, тем более во времена Рюриковичей. Если что-то и ограничивало власть, то исключительно обычай. И о господстве обычая над иными нормами вплоть до XVII века пишет Сергей Михайлович Соловьев (русский историк XIX века. – Прим. ред.). Его Дмитрий Медведев, похоже, не читал. Равно как Карамзина, Костомарова, Ключевского и других.

Даже проблема престолонаследия не была правовым образом отрегулирована в России до XVIII века.

Но, кстати сказать, и в Западной Европе правовое государство возникает никак не ранее XIX века, а, в общем-то, даже и в XX веке. Так что Россия и в этом отношении действительно ничем Европе не уступает.

Если же говорить об очень важной проблеме соотношения права и справедливости, поднимаемой в русской политической мысли, начиная минимум с XI века, то это – вопрос действительно очень сложный и для России во многом особенный. Русские политические мыслители XIX века противопоставляли идее «правового государства» идею «праведного государства». И не столь определенно, что первое лучше второго. Но примат справедливости над правом – это, по мнению одних, остаток доправового сознания, т. е. более низкий уровень. По мнению других, это – начало «этического государства», т. е. более высокий уровень – надправовой. Но только ни в коем случае не «правовое государство».

И именно постоянное расхождение права и справедливости в России порождало тот самый правовой нигилизм, который подчас обличает Дмитрий Медведев, и постоянные выступления народа против власти и создаваемых ею законов.

Дмитрий же Анатольевич думает, судя по его словам, что правовое государство – это наличие той или иной нормативности как таковой. Хотя норма, устанавливаемая как обычаем, так и историческим представлением о справедливости, может быть и полным антиподом нормы, в то же время устанавливаемой правом.

С одной стороны, все это можно рассматривать как некие академические аспекты и проблемы. Но, с другой стороны, вполне неакадемическая проблема заключается в том, что страной управляет президент, не понимающий, к сожалению, чем нация отличается от этноса, чем право отличается от справедливости и когда в его стране начались бурно развиваться города, а когда – промышленность. К такому выводу можно прийти, анализируя логику рассуждений Дмитрия Анатольевича. А человеку, не понимающему таких вещей, очень трудно понять и почувствовать историю и дух своего народа.