Протестующая Россия: активное меньшинство и пассивное большинство

При этом цели и интересы двух категорий недовольных властью граждан полярны

Сегодня в современном российском обществе проявляются два вида протеста или два вида недовольства, сильно различающиеся между собой и мало накладывающиеся друг на друга. Один – активно артикулируемый в Интернете и выражаемый в активных уличных акциях оппозиции (или тех, кто называет себя оппозицией). Другой – находящий свое выражение в голосовании на выборах и социологических опросах, а также в бытовых разговорах.

Этот второй вид протеста более массовый и более значительный, хотя он мало представлен в публичном политическом пространстве. Это протест или недовольство по поводу социальных и экономических условий существования людей. В основном это протест по поводу роста цен, низких зарплат (пенсий, пособий, стипендий), безработицы. Это пассивный протест достаточно больших социальных групп.

Согласно результатам недавнего опроса Левада-центра, 56% опрошенных граждан винят сегодня правительство России в том, что оно «не может справиться с ростом цен, падением доходов населения». 37% предъявляют правительству претензии в связи с «недостаточной заботой о социальной защите населения», столько же респондентов недовольны тем, что правительство «не может обеспечить людей работой».

Политически на этот протест опираются левые парламентские партии, но на лежащие в основе этого протеста ожидания и претензии опирается и власть. Теоретически носители этого протестного недовольства должны голосовать за КПРФ. Но КПРФ и стилистически, и политически позиционировала себя за последние 20 лет таким образом, что если из соображений идеологической приверженности за нее и готовы голосовать часть избирателей, то в практическом плане значительная часть недовольных, если судить и по результатам тех же опросов, и по результатам выборов (даже с учетом обвинений в фальсификации, выдвигаемых оппозицией партии власти), не видит в этом смысла, поскольку не видит за партией реальных дел. Часть носителей этого протеста голосует за «эсеров» и ЛДПР, часть просто не видит смысла в выборах и на них не ходит. Но значительная часть протестующих возлагает свои ожидания, как это ни парадоксально, на власть и на ее партию – «Единую Россию», потому что от них, в отличие от той же КПРФ, недовольные видят хоть мизерную, но отдачу. Эта часть недовольных рассматривает нынешнюю власть как своего рода «синицу в руках». С точки зрения данной категории недовольных, эта власть обычно, в отличие от времен Ельцина и Горбачева, не приносит вреда, но еще иногда приносит пусть и очень малую пользу, когда, например, ненамного, но повышает пенсии, МРОТ и вообще как-то проявляет свою пусть малую, но социальную ориентированность.

Одним словом, эта часть общества направляет свой протест против власти, но убедительной альтернативы ей не видит, а после авантюр Горбачева и Ельцина менять ее на нечто неизвестное не хочет.

Другой же вид протеста, присущий активной оппозиции, – это в основном протест против известного авторитаризма нынешней власти. Но не против него как такового, а против ее, оппозиции, неучастия в нем. При этом сама оппозиция очень разнородна. Есть в ее рядах и те, кто искренне возмущен произволом властей, а есть и в т. ч. представители остатков старого политического класса, сохранившегося в стране со времен Горбачева и Ельцина. Это – своего рода «политические дружины» той или иной направленности, оказавшиеся невостребованными в новых условиях. Так, после окончания феодальной усобицы часть ландскнехтов тех или иных владетелей вливается в состав утвердившего свою власть правителя, но часть остается неприкаянно рыскать по политическим распутьям. Их жизнь – война. Они не умеют другого. Они даже полны определенного романтизма и преданности старым знаменам, нужна лишь подходящая война. И главная их претензия к королю заключается даже не в том, что он не взял их в свое регулярное войско, а в том, что больше нет войны и усобицы, той атмосферы, к которой они привыкли и в которой себя реализовывали либо готовились реализовать.

Претензии этих остатков вольного политического класса, старого политического актива и политических боевиков когда-то господствовавших, но разбитых армий, – это частью смешение тех лозунгов, под которыми они когда-то выходили на минувшую войну, частью – требование создания тех условий, при которых они могли бы оказаться кому-то полезными.

Их требования – не экономические и не социально-экономические. Минувшая война не прошла для них безвыгодно, и в этом отношении они мало страдают. Они не требуют от государства повышения оплаты труда, потому что в этом не нуждаются, и если получают оплату, то из других источников. Их требования – сугубо политические, причем ориентированные не на те или иные изменения самой системы (введение избирательного права, той или иной системы голосования, проведение действительно честных выборов и т. д.), а на обеспечение их приоритетного участия в политической жизни. Они недовольны существующей властью по одним причинам, но пытаются вновь возглавить протест других, основной массы протестующих, пытаются активизировать массы и включить их в нужное активистам политическое действие.

Но на самом деле требования этих двух категорий протестующих полярны. Полярны их экономические интересы, потому что одним нужен рынок, а другим он причиняет лишь вред. Полярны их политические интересы, потому что одним нужно пространство для политической активности, а другим – политическая стабильность.

Поэтому носители такого рода политического протеста не понимают, чего хочет основная масса недовольных властью. А эта основная масса – носители социально-экономического недовольства – вполне естественно считают активистов 90-х чужими и не верят им.

Одним важнее право на шествия, другим – право на труд. Одним важно, чтобы их допускали к выборам и давали каждому возможность создать по своей собственной политической партии, для других важны бесплатное здравоохранение и образование. Одним важнее честный подсчет голосов, другим – честный расчет заработной платы (хотя понятно, что честный подсчет голосов необходим любому обществу, претендующему на звание справедливого и благополучного). Парадокс существующей системы заключается в том, что в какой-то момент она пыталась согласовать интересы и одних, и других, но интересы эти всегда были различны. И всегда приходили в столкновение.

Сейчас все более очевидными становятся два вынашиваемых в обществе и становящихся все более явными протеста. Пытаться маневрировать между ними – значит в тот или иной момент оказаться под огнем обеих сторон. Нужно выбирать: либо со сверхактивным меньшинством, либо с пока пассивным, но подавляющим большинством. 10 лет назад система развела их по разные стороны ринга. Сегодня власти придется становиться на чью-то сторону.

Те, кому важны социальные права, может быть, и вступили бы в борьбу за политические права для себя и своей партии, возникни она у них, но меньше всего они хотят и готовы отстаивать политические права тех, кто привел их к экономической катастрофе в 1992 и 1998 гг. И политическая пассивность большинства во многом связана как раз и с тем, что, по мнению большей части населения, быть сегодня против сегодняшней, очень мало любимой и уважаемой населением власти – это в т. ч. быть с теми, избавления от которых население так желало.