Октябрьская революция изменила не только Россию – она изменила весь мир
От редакции KM.RU: мы продолжаем публиковать материалы, посвященные сегодняшней годовщине Октябрьской революции 1917 года. Напомним, что мнение Павла Святенкова о событиях октября 1917 года вы можете прочитать здесь. Первую часть рассуждений Сергея Черняховского вы можете прочитать здесь. Фильм KM TV «Октябрь 1917: кто стоял за кулисами русской революции?» вы можете посмотреть здесь.
Западные страны долго боролись с большевиками и противостояли созданному ими строю. Но на деле, начиная с 1930-х годов, они стали, пусть и в иных формах, но шаг за шагом внедрять именно те социальные требования, которые стояли за Октябрем. Социальные государства Запада, современная пострыночная экономика утвердились там во многом благодаря тому, что их элите стало ясно: либо они выполнят данные цивилизационные задачи, либо к их выполнению приступят другие люди, использующие другие и более жесткие методы. И в этом смысле можно смело сказать, слегка перефразируя Ленина: «Мировая революция, о неизбежности которой когда-то говорили большевики, в значительной степени свершилась».
Октябрьское взятие власти революционными демократами России в конечном счете обернулось вынужденным движением мира к его нынешнему относительно благополучному состоянию. И мы можем говорить, что «образ Октября» – это в конечном, сущностном виде далеко не только образ победившей партии большевиков, но и образ надежды на лучший мир, образ попытки прорыва в будущее и создания этого будущего самими гражданами.
Октябрьская революция изменила не только Россию – она изменила весь мир, изменила характер его развития. Дело не в обычной трактовке, согласно которой в октябре 1917 года мир стал развиваться по двум направлениям, раздвоился на капиталистическую и социалистическую системы. Внешне это так, но по сути – не так. Октябрь, как уже было сказано, изменил не только те страны, в которых к власти тогда или позднее пришли партии революционных марксистов. Он не только создал первый опыт социалистического общества, но изменил саму модель развития и капитализма, заставив его пойти по иному, значительно более демократичному и социализированному пути, благодаря чему капитализм, модифицировавшись, сохранился до сих пор.
Собственно говоря, Октябрь как раз и есть тот удар по старому миру, который, покончив на тот момент с не вполне развитым капитализмом в России и открыв путь ее исторической трансформации (удачной или неудачной – это отдельный вопрос), заставил старую капиталистическую индустриальную систему начать меняться. И не просто меняться, а менять модель развития на значительно более эффективную и социальную.
Нынешнее состояние мира (во всяком случае, наиболее благополучной его части) есть прямой продукт Октябрьской революции, и в этом плане, несмотря на поражение (или временное поражение) прямого октябрьского проекта в России, мы с полной основательностью можем утверждать, что «дело Октября живет и побеждает».
Октябрь действительно изменил мир, и возвращение к дооктябрьскому состоянию уже невозможно. В каком-то смысле капитализм сохраняется и развивается сегодня лишь потому, что отступает. Его сохранение и развитие основаны на использовании инструментов и методов иного, социалистического общества. Он сохраняется в той степени и постольку, поскольку все меньше остается собственно капитализмом, хотя в системном плане он все еще им остается.
То есть мы можем констатировать с некоторыми допущениями, что марксистско-большевистская идея мировой революции действительно была реализована.
Потерпел ли Октябрь поражение, и возможен ли он в будущем?
Что же касается тезиса о том, что Октябрьская революция и «красный проект» потерпели сокрушительное поражение в 1991 году, то надо понимать: революции не заканчиваются ни со взятием власти революционерами, ни с их казнью, ни с победой контрреволюции, ни с торжеством реставрации. Революции в конечном счете заканчиваются тогда, когда разрешаются вызывавшие их к жизни общеисторические проблемы и решаются поставленные перед ними историей задачи. Решены ли они?
Современный так называемый постиндустриальный мир, в котором утверждается информационное производство, выглядит комфортно-мирным и рождает предположения о бесспорно эволюционном характере своего последующего развития, но весьма вероятно, что эти представления уже в скором времени окажутся наивными. В период устойчивости позднего абсолютизма, когда крестьянские и религиозные войны отошли в прошлое, будущие гражданские войны и восстания тоже могли показаться маловероятными.
На мой взгляд, можно с серьезными основаниями утверждать, что октябрьская эпоха как таковая вовсе не закончилась: ни применительно к собственно России, ни применительно даже к самой комфортной и благополучной части мира – нынешних социальных государств модифицированного капитализма.
Жившим сто лет спустя после казни английского короля Карла I наверняка могло казаться, что подобная участь нисколько не грозит другим монархам Европы, что это – своего рода «несчастный случай» и не более того. Но уже начинался век Просвещения, уже писали свои труды Вольтер и Дидро, а впереди были Бостонское чаепитие, штурм Бастилии и революционная диктатура якобинцев.
И жившим через сто лет после революционного террора Французской Республики тоже казалось, что эпоха революций ушла в прошлое. Но уже был казнен народовольцами русский император, в Европе крепли рабочие партии, в России начиналась пропаганда марксизма, а впереди были создание партии большевиков, восстание на «Потемкине» и штурм Зимнего.
Ну и многим из нас, тем, кто живет почти век спустя после Октябрьской революции, еще недавно казалось, что все революционные потрясения в прошлом, что мир стабилен и устойчив, а человечество забыло свои радикальные юношеские увлечения и больше никогда не свернет с эволюционного пути.… Ну и что осталось сегодня от этого заблуждения?
Все это заставляет предположить, что речь идет не столько о кризисе социалистической идеологии и системы, сколько о кризисе прогностических способностей всей современной политической мысли. На примере многих стран мы видим, что большинству лидеров и правящих партий не удавалось в последние 30-40 лет добиваться осуществления намеченных глобальных целей.
С известной точки зрения, казалось бы, были все основания оценить процесс перемен как движение к единому мировому сообществу, к избавлению от конфронтации – словом, к полному утверждению приоритета прав человека и торжеству гуманизма.
Но, поскольку предыдущие оптимистические прогнозы не сбылись, можем ли мы надеяться на то, что они вдруг реализуются сейчас? И не окажутся ли все гражданские войны прошлого милой и гуманной домашней ссорой на фоне того социального и национального взрыва XXI столетия, который будет тем сильнее, чем упрямее его будут пытаться сдержать?..
Правда состоит в том, что все великие революции сменялись реставрациями. Но правда и то, что все реставрации сметались новыми революциями.
