Навальный нужен властям Москвы в качестве «пугала»

Из оппозиционера очень легко лепить образ врага, угрожающего стабильности

Положение Собянина в Москве не столь прочно, как может показаться на первый взгляд. Против него особо не протестуют, но его и не любят, ибо, по большому счету, не за что. И горожанам большей частью все равно, останется он во главе города или нет.

При выборе «Собянин либо кто-то другой» город предпочел бы «кого-нибудь другого». Это не предположение, а социологический факт. Но «кто-то другой», без называния конкретных фамилий, – это некая абстракция, не вызывающая (как и сам Собянин) к себе никакого – ни позитивного, ни негативного, – отношения. При этом Собянин явно проиграл бы выборы и Лужкову, и даже Шанцеву или Ресину, если бы те выступили альтернативой ему.

При этом точно так же известно, что Собянин уверенно выигрывает у любого, кто оказался бы выдвинут условной «объединенной оппозицией», если иметь в виду, что под этим термином понимается то, что принято называть «болотным движением».

Так или иначе, но Лужков в выборах не участвует, и его до них ни в коем случае не допустили бы – именно потому, что он – реальный претендент на победу. Валерия Шанцева, кстати, «Единая Россия» выдвигала Медведеву кандидатом на утверждение после отставки Лужкова году наряду с Собяниным, но он, как и Ресин, вписан в существующие внутривластные отношения и не стал бы самостоятельно создавать альтернативу кандидату власти.

Старые парламентские партии в Москве, как и почти везде в регионах, слабы. Относительно сильную организацию в городе имела КПРФ, но была обвинена в нелояльности ЦК и потворстве «неотроцкизму». В результате после разгрома московской организации и ее раскола на две части городское отделение Компартии вообще вряд ли может считаться реально существующим с политической точки зрения.

Вообще беда и слабость старых российских партий состоит в абсолютном нежелании и неумении работать с гражданами на низовом уровне: они либо живут остатками капитала своих партийных брендов, либо мероприятиями остатков своих членов, проводимых ими в собственной среде. Все они выдвинули кандидатами на пост мэра представителей первого эшелона своего руководства, но никто из них не воспринимается избирателями как хотя бы гипотетический руководитель столицы.

При рейтинге каждого из них в диапазоне от 1 до 5% даже при собянинских 34% они не выглядят серьезными конкурентами ему. И тут возникает проблема, ибо Собянину и власти в целом нужна уверенная победа, которая будет выглядеть не как победа на безлюдье, не как имитация и утверждение назначенного сверху начальника, а как сознательный выбор города.

Власть хочет победы на выборах, которые будут восприниматься как прозрачные, честные и конкурентные. И при этом ей хочется победы над соперником, который будет хотя бы в медиапространстве восприниматься как сильный и серьезный.

С кандидатами от старых партий возникало неприятное противоречие. С одной стороны, победа над ними не обладала бы эффектом собственно победы, не воспринималась бы как достижение, а с другой – на самом деле была не так неизбежна, как могло бы показаться. В ситуации, когда город не прочь поменять нынешнего главу на кого-нибудь другого, в принципе могла возникнуть ситуация, когда, не являясь сознательными сторонниками той или иной старой партии, избиратели могли взять и просто для интереса проголосовать за какую-либо из них. Тем более что никто при этом не ожидал бы всерьез, что она может победить. Приходит, к примеру, избиратель на участок для голосования, не имея ярко выраженных предпочтений, с мыслью, что Собянин ни хороший, ни плохой, но все равно победит, смотрит скучающе в бюллетень, читает, скажем, что выдвигаемый КПРФ Иван Мельников – профессор МГУ, и вдруг решает: «А давай-ка проголосую за профессора. Для интереса. За Ваню. Тем более от МГУ – как бы за Ломоносова». Тем более если бы в канун голосования тот же Лужков взял и объявил, что всегда был с Мельниковым дружен, и тот – вполне достойный кандидат.

Комиссии в изумлении, власть – в шоке. «Эхо Москвы» визжит в восторге, похрюкивая от удовольствия от унижения, испытанного Кремлем; все противники Кремля, включая иностранные посольства, злорадно потирают руки; «болото» кипит в восторге сладострастия, власти приходится смириться с поражением, и все вдруг видят: «Значит, можно! Значит, и у нас можно!» Вероятность реализации такого сценария была невысока, но она реально существовала.

Победа Собянина в соревновании с соперниками, всеми воспринимаемыми несерьезными, была, конечно, более чем вероятна, но в силу этого мало что добавляла для закрепления позиций власти. Поражение же в результате вышеописанной «шалости избирателя», в чем-то похожей на массовое голосование за ЛДПР на первых выборах в Думу в 1993 году, было маловероятно, но все же вероятно.

Итак, шансы на выигрыш были высоки, но сам выигрыш мизерен. Шансы на вероятный проигрыш малы, но сам проигрыш огромен. Соотношение нужно было поменять местами, и желательно так, чтобы выигрыш стал неизбежен, но солиден, а проигрыш – вообще невозможен.

Нужен был Враг, Угрожающий Столице. Страшный, но на деле неопасный, такой, который гарантированно и обязательно честно будет побежден. Но нужно, чтобы о том, что он обязательно будет побежден, знали лишь посвященные, в то время как все вокруг думали, что он может и победить. И бросились защищать статус-кво в лице Собянина, приобретающего образ «спасителя Города от Болота».

Для этого и нужен был Навальный. Навальный нужен Москве, точнее, ее властям. Еще точнее – Собянину. И в этом отношении он нужен властям страны для использования в ходе московской избирательной кампании. Причем нужен именно что участвующим в кампании, находящимся на свободе и ведущим борьбу всерьез. Отсюда – и все события последних недель: Навального зарегистрировали, временно освободили и прижали к стенке. Его единственный шанс остаться на свободе – выиграть выборы мэра Москвы. У него этого шанса практически нет, потому что, вне непредвиденных форс-мажоров, Навальному бороться за кресло мэра в Москве – это примерно как Помазуну пытаться избраться в Белгороде. Негативное отношение к нему много больше, чем позитивное.

Поэтому его задача – пытаться сделать невозможное и вести кампанию изо всех сил, быть как можно активнее и наступательнее. Но подавляющее большинство жителей Москвы как раз утомлены ритмом города, невнятными новациями Собянина и хотят, чтобы их скорее оставили в покое и дали спокойно жить и заниматься своими делами. Они хотят, чтобы их проблемы решали, но без отвлечения их самих от их текущих занятий. Поэтому, как только Начальный начнет производить впечатление гипотетически главного конкурента власти, рискующего разрушить нынешний статус-кво, они, при всем своем равнодушии к выборам, отмобилизуются и придут проголосовать за Собянина.

После чего окажутся решены следующие задачи. Первое: в Москве появится «избранный жителями в ходе честной конкурентной борьбы с сильным соперником» мэр. Второе: этот мэр, скорее всего, победит с крупным счетом и наверняка в первом туре. Третье: Москва вместо «форпоста протеста» обретет образ «опоры власти». Четвертое: Навальный приобретет не только образ скандалиста и склочника, который есть у него сейчас в глазах большинства населения, но и образ явного политического неудачника, причем в дополнение СМИ вспомнят обо всех его экономических неудачах как предпринимателя в конце 1990-х и 2000-х годах. Пятое: Навальный уйдет отбывать заключение не только осужденным, но и лишенным образа «имеющего поддержку народа» и тем самым «опасного для власти». А значит, он окажется лишен и образа «политически преследуемого»: зачем преследовать проигравшего и неопасного?При этом он окажется в заключении как раз до осени 2018 года: то есть срок закончится после проведения очередных парламентских (декабрь 2016 года) и президентских (март 2018 года) выборов. И причем так, чтобы не попасть на всякий случай на очередные выборы мэра Москвы.

Власти все это очень удобно. И в таком качестве Навальный сегодня очень и нужен, и полезен власти. Она – выиграет. Политический же процесс и интересы развития политической системы, безусловно, проиграют. Не потому, что Навального не будет на свободе, а потому, что он будет в избирательной кампании.

На сегодня существует заметный разрыв: поддержка власти в Москве невелика, поддержка политических партий – еще меньше. Хотя бы потому, что значительная часть людей, в частности, недовольных властью, не видят смысла в голосовании за них, равно как и в их существовании.

Сегодняшняя избирательная кампания в Москве без участия Навального стала бы, так или иначе, борьбой партийных позиций и заставила бы избирателей выбирать между теми или иными сущностными началами. То есть, так или иначе, но вела к реанимации партийной жизни. Кандидаты от партий не имели бы серьезных шансов на победу, но партии имели бы шансы на оживление, на активизацию интереса к ним и на обновление своего актива. При таком развитии событий избирательная кампания так или иначе стала бы противостоянием позиций и интересов и пространством сущностного самоопределения жителей города.

Навальный же, участвуя в выборах, купирует потенциально подверженных самоопределению людей и уводит внимание от разговора по существу к спектаклю и соревнованию имитаций и скандалов. Кампания становится не пространством сущностного самоопределения, а пространством театрально-скандальной постановки.

Власть выигрывает. Навальный отрабатывает. Политическая система деградирует. Общество в дурмане наблюдает за зрелищем.