Сергей Черняховский. Антироссийская богема на защите Сенцова
Почему богема вступается за Сенцова?
Потому что он – такой же, как они. А они – такие же, как он.
Не нужно думать, что они вступаются за него потому, что не верят в его вину – они вступаются именно потому, что в нее верят.
Олег Сенцов. Фото с сайта ru.wikipedia.org
Сенцова задержали в 2014 году и обвинили в создании террористических организаций в Крыму и подготовке террористических актов. В пятнадцатом году суд его вину признал и приговорил к 20 годам лишении свободы. Сам он вину не признает. Как и его адвокаты.
Но и он, и последние – в рамках функциональной роли. Они и должны все отрицать. Теоретически может быть, он действительно не виноват и осужден напрасно. Только чтобы это утверждать, тем более после суда – нужно как минимум знать все дело и все его составляющие.
Те, кто за Сенцова вступаются – и не юристы, и с делом не знакомились. Более того, для воинствующего клича «Спасем Сенцова» им, в первую очередь, достаточно уже того, что суд признал его вину доказанной.
Все эти люди - Алексиевич, Архангельский, Войнович, Гельман, Иртеньев, Пархоменко, Улицкая, Чудакова, Шендерович и еще несколько десятков им близких - поддерживают Сенцова, которого, в общем-то, раньше никто не знал, во-первых, потому, что внутренне одобряют именно вменявшееся ему в вину.
А еще - Звягинцев, Тодоровский, Учитель, Лунгин и Александр Сокуров. А еще - Познер и Ксения Собчак вместе с мужем. Пока, как ни странно, нет ни Серебрякова, ни Серебрянникова. И даже Кикабидзе.
Богема.
Защищая его, они говорят всем: берите пример. Вот герой – действуйте подобно ему. Готовьте взрывы, создавайте тайные общества, мы с вами одной крови – все мы, ненавидящие и страну – СССР/РФ, и того, кто хотя бы немного вернул ее из небытия и перестал заискивать перед нами - Путина.
Позиция – общая. Нюансы смыслов – разные.
Одни за него, потому что он против Путина. Другие, потому что он – за украинский фашизм, который они поддерживают всеми силами. Третьи считают, что он не виновен именно потому, что бандеровцы и порошенковцы – святые люди, не способные к свершению зла и насилия. Иные – потому что он режиссер.
Тут два варианта: для одних, раз режиссер – значит, не взрывал. Для других, раз режиссер – нужно оправдать, пусть бы и взорвал.
Сущностно – они все едины. Сущностно – они все деграданты. И сколько бы ни объявляли на западных конкурсах или отечественных богемных салонах того же Звягинцева великим, он, скорее, позор российской культуры, если его вообще можно назвать ее представителем. Деградант. Просто потому, что все, что снимает он, рефреном утверждает одно: «Жить – противно».
В этом, кстати, суть того, что почему-то называют «современным искусством»: если искусство как таковое может говорить разное: «Жить прекрасно!», «Жить трудно», «Жить трагично» и так или иначе утверждает, что жить нужно, прекрасному радоваться, трагичному противостоять, добро защищать, со злом бороться, то «современное искусство» утверждает одно: «Жить – противно!». И не нужно. Правда, умирать не спешат – и предпочитают холить свою ненависть к жизни на корпоративных банкетах с дорогим шампанским.
Все возмущены хамством Кикабидзе по отношению к памяти СССР. И не вспоминают его предыдущее хамство по поношению к России и обходят стороной вопрос о том, что ненависть к нынешней России и прошлому СССР растет не из национальных республик - она растет из богемно-элитных салонов Москвы.
Сущностно – они все едины. Но линия их мотивации растянута. От полюса чистой ненависти к Путину и стране и готовности поддержать хоть дьявола, лишь бы эту ненависть утолить – до корпоративно-солидарной самозащиты.
Почему на первый план - что в деле Райкина, что в деле Звягинцева, что в деле Серебрякова, что в деле Сенцова - выход клич: «Он же режиссер!»? Потому что они сами принадлежат к той же или близким социальным группам. И опасность к «социосоплеменнику» воспринимают как опасность себе. К своей нарождающейся касте. Давно уже передающей по наследству не столько состояния, сколько привилегии. И статусные приобретения: они передают по наследству театры, профессии, групповую известность – и групповую солидарность.
И провозглашая «Режиссера трогать нельзя – он же творец!» («Они же дети!» - вопили комментаторы телевидения Украины, сгоняя пушечное мясо для госпереворота), они имеют в виду одно: утвердить представление, что это ИХ трогать нельзя.
Чем режиссер лучше сантехника или фермера – понять невозможно. Но ИХ задача – многократным повторением вбить это в подсознание общества, утвердив, подобно принципу «депутатской неприкосновенности», принцип «художественной неприкосновенности», объявив свою принадлежность профессиональной группе тождеством талантливости.
Хотя талант тоже не индульгенция. И судить свершивший преступление талант, если на то пошло, резоннее жестче, чем того, кто им не обладает. Да, талант – во всем талант. И если он встает на сторону зла, он не обеляет ни себя, ни зло - он делает зло более опасным.
И в этом отношении тот же Сенцов для них повод. Потому что когда они утверждают, что режиссера нужно освобождать, даже если он террорист, они готовят восприятие своей абсолютной безнаказанности и принятие постулата о том, что «художественный талант» имеет право на все и ненаказуем никогда. Потому что если он ненаказуем, если он террорист – он тем более не может быть наказан, если он простой вор.
А если он не наказуем ни за что – он имеет право быть вне контроля и вне оценки и государством, и обществом, и зрителем.
Он имеет право на любое нарушение, на любой каприз, на любую неприкасаемость.
Защищая Сенцова, они, конечно, ведут свой бой с Путиным и властью – и ведут его тем более смело, что уверены и что доказано: этот бой для них безопасен. И поскольку они имели тысячу поводов убедиться, что это – безопасно, то они твердо уверены, что власть слаба и труслива и на самом деле их боится. И уверены, что чем больше они будут на нее нападать, тем на большие уступки она будет идти. И каждую ее уступку они будут воспринимать как повод для новых требований.
Но в еще большей степени они ведут эту борьбу за то, чтобы стать полноценной кастой, находящейся вне законов государства и вне оценок общества.
И все эксперименты этой пред-касты с «новыми формами», с «творческим поиском», с правом на «художественный эксперимент» -большей частью за бюджетные средства – это способы и инструменты утверждения своей особости и исключительности, инструментальным истоком имеющими лишь приемы мошенников из андерсоновского «Нового платья короля».
Все это было про них. Они сегодня – такие же, как и всегда. И, как и тогда, требуют восхищения собой под угрозой объявления «невосхищающегося» недостойным и ретроградным. Делая принятие моды на заказ пошива ими «новых платьев» обязательной для «рукопожатно-достойного».
Они – не больше чем заевшиеся деграданты. Окалина на искусстве, паразитирующая на любви людей к искусству и на заискивании власти перед искусством.
