Кризис отбросил мир к рубежу 1950–1960 гг.

Мы уже много раз объясняли специфику современной экономики, которая и вызвала нынешний кризис. Напомним еще раз: второй раз в истории (первый был в США в конце 20-х годов прошлого века) активно стимулировался за счет кредита конечный спрос, как домохозяйств, так и государств.

Что вызвало, естественно, рост долгов и государств, и домохозяйств, а для последних еще и существенное сокращение сбережений.

Наш анализ, проведенный в процессе разработки теории кризиса в начале 2000-х годов, показал, что современный уровень частного спроса в США превышает уровень, соответствующий текущим доходам, примерно на 3 триллиона долларов (из суммарного уровня где-то в 11 триллионов). Причем эти 3 триллиона «набежали» примерно поровну, по 1,5 триллиона от роста долгов и от снижения сбережений.

Сегодня механизм поддержания этой системы, основанный на постоянном снижении стоимости кредита, сломался (поскольку учетная ставка ФРС США снизилась практически до нуля), а значит, спрос будет падать. Как минимум до уровня, соответствующего текущим доходам домохозяйств. В реальности, конечно, все будет еще хуже, поскольку сокращение спроса вызовет падение доходов производителей (и товаров, и услуг), которые, естественно, сократят свои затраты, в том числе и на фонд заработной платы. Вырастет безработица, сократятся премии, домохозяйства существенно потеряют в доходах. А это значит, что равновесный уровень доходов и расходов лежит существенно ниже нынешнего уровня доходов граждан. Так что кризис нам предстоит вполне полновесный. Но главной целью этой статьи является обсуждение одного из его аспектов, а именно структуры себестоимости.

Представим себе, что у нас есть стабильная, устойчивая и, главное, стационарная, то есть практически не меняющаяся во времени, экономическая система. Тогда в ней складывается не менее устойчивая система промежуточных цен, не исключено, что достаточно сложная (например, стакан воды на улице стоит 3 копейки, в столовой – 0,5 копеек, а поставки в офис – по цене 1 копейка). Отметим, что в аналогичной, но другой системе структура цен может быть и иной – при том же масштабе экономики и даже одинаковой структуре конечного спроса.

А теперь пусть в такой экономике у граждан обнаружится дополнительный источник доходов. Неважно даже, откуда. Эти деньги они начнут на что-то тратить – и в этих секторах вырастет спрос, что в рыночной экономике всегда вызывает рост цен. Как следствие, стабильная система цен начнет разрушаться, те, кто хоть как-то связан с производством «дефицитного» товара, захотят получить «свою» долю, то есть тоже начнут постепенно повышать цену на свои товары. Те же, кто оказался, так сказать, «на периферии» процесса, ответить аналогичным образом не сумеют. Более того, они даже могут получить убытки, поскольку рост цен на некоторые товары может коснуться и их. Кроме того, изменится общая структура отраслевых финансовых потоков, то есть относительная доля некоторых отраслей (секторов) в рамках нашей системы вырастет, а некоторых – упадет.

Мы хорошо видели такие процессы в России последних 20 лет. Доля оплаты за электричество и газ, которые в СССР были достаточно низки и в рамках структуры расходов домохозяйств фактически могли не учитываться, сегодня становятся все более и более актуальными – настолько, что многие домохозяйства практически ни на что, кроме как на ЖКХ и на еду, деньги тратить не могут. Разумеется, в нашей стране никто никому лишних денег не давал.

А вот в США, и, в меньшей степени, Европе и Японии, и некоторых других регионах деньги гражданам давали. В кредит, разумеется, но пока долги можно было рефинансировать, это мало кого волновало. А это значит, что современная структура мировой экономики, возникшая за последние 30 лет с начала процесса стимулирования частного спроса, будет существенно меняться.

Теоретически можно было бы предположить, что структура вернется к тому состоянию, которое было на начало стимулирования, то есть на начало 80-х годов. Однако такого быть не может, как минимум по двум причинам. Первая состоит в том, что значительное количество товаров и услуг, без которых мы сегодня не можем представить свою жизнь (Интернет, например), тогда в принципе не существовали. Вторая – что реальные доходы населения (по покупательной способности на некоторую корзину продуктов) с тех пор снизились (и находятся на уровне конца 50-х – начала 60-х годов), а по мере развития кризиса могут снизиться и до уровня конца 40-х годов. И как тогда будет выглядеть структура конечного спроса – очень большой вопрос.

Если смотреть на ситуацию с точки зрения производителей, то вопросов еще больше. Сокращение конечного спроса вызовет и перераспределения спроса промежуточного, что вызовет крайне сложную переструктуризацию всех отраслей. Причем где-то спрос упадет, но кое-где и вырастет. В результате будет меняться, причем достаточно радикально, и вся система цен. И главной проблемой будет не рост или падение цен у поставщиков/потребителей, а их относительная динамика: падение цен на продукцию предприятия вполне может компенсироваться еще более сильным падением цен поставщиков. А рост цен на производимую предприятием продукцию может не дать никаких результатов – если цены поставщиков вырастут еще более сильно.

Решить ребус изменения цен и спроса по итогам (и в процессе) кризиса невозможно ни в рамках одного предприятия, ни даже в рамках отрасли. Поскольку задача носит ярко выраженный макроэкономический характер, требующий учета всех обстоятельств — и финансовых, и социальных, и чисто производственных. К сожалению, сегодня эта работа практически не ведется – а зря. Поскольку востребована она может быть достаточно скоро…