ИЛМАР ЛАПИНЬШ: "Я ДОЛЖЕН ПРОБУДИТЬ "БАЦИЛЛУ" ТВОРЧЕСТВА В КАЖДОМ МУЗЫКАНТЕ"
Имя заслуженного деятеля искусств России, дирижера Илмара Лапиньша широко известно и любимо на Камчатке. Когда-то большая человеческая дружба связала дирижера с Г.А.Аввакумовым, руководителем Камчатского камерного оркестра. Еще при жизни Георгия Александровича Аввакумова Лапиньш неоднократно выступал с оркестром в Европе и на Камчатке. На протяжении последних лет 1-2 раза в год дирижер непременно приезжает на Камчатку для выступлений с оркестром. Эти концерты пользуются огромным успехом у камчатской публики и проходят при неизменных аншлагах.
В эти дни, когда на Камчатке царит "музыкальная весна", мы предлагаем вниманию читателей интервью с Илмаром Артуровичем ЛАПИНЬШЕМ, которое два года назад готовилось для одного "толстого" московского журнала, но по разным причинам так и не увидело свет.
- Илмар Артурович, вы учились в Ленинградской консерватории как альтист, а что вас побудило стать дирижером?
- Наверное, звучание оркестра. В отличие от всех остальных студентов, которые считали себя солистами, я ждал оркестровых занятий с трепетом, начиная уже со школьной скамьи. В Рижской десятилетке, где я учился, было сильное струнное отделение, так что даже организовали оркестр учащихся младших классов (с 1-го по 4-й класс). В этом оркестре играли Гидон Кремер, Рубен Агаранян, Олег Каган. Это все Звезды скрипичного искусства XX века. Около года мы готовились к декаде Латвийской культуры и искусства в Москве, репетировали Детскую симфонию Гайдна. Дирижировал ученик 7-го класса, блестящий, талантливый скрипач. Наш оркестр тогда произвел большую сенсацию. Так произошла моя первая встреча с оркестром. В семилетнем возрасте на меня очень сильное впечатление произвело посещение оперного театра. После этого я играл на рояле какие-то темы, отрывки из опер, еще сам не соображая, что к чему. А потом я побывал на первом в моей жизни симфоническом концерте (дирижировал Одиссей Дмитриади). Тогда я понял: не знаю в каком качестве, но я должен жить в оркестре... У меня были чудесные преподавательницы музыкальной литературы. Уроки Маргариты Александровны Туне стали целым этапом в моей жизни. Она еще и сегодня читает лекции. Маргарита Александровна - целое явление в Латвии, гордость латвийской культуры. Позже я начал играть как скрипач в оркестре Дворца пионеров г. Риги (играл еще как альтист и как кларнетист). Однажды меня попросили сделать инструментовку для виолончели с оркестром "Серенады" Шуберта. А когда я ее сделал, дирижер сказал: "Вот сам и продирижируй". Так я впервые встал перед оркестром (мне исполнилось тогда 17 лет). Меня взяли ассистентом дирижера, и я уже дирижировал некоторые концерты. Очень много мне, как музыканту, дал Эдгар Оттович Тоону, главный дирижер Латвийского оперного театра. Он занимался со мной бесплатно. Будучи уже студентом Ленинградской консерватории и учась, как дирижер, у профессора Мусина, я, приезжая в Ригу, непременно встречался с Эдгаром Оттовичем. Мы обсуждали каждую мою программу, много говорили о музыке вообще. Прекраснейший профессионал, образованнейший человек, он серьезно повлиял на мои эстетические взгляды. Именно Эдгар Оттович мне однажды сказал: "Если вы сможете в своей жизни учиться у Хайкина дирижированию, не упустите эту возможность..." Я выполнил последнюю волю моего первого учителя - в аспирантуре Московской консерватории учился у Бориса Эммануиловича Хайкина.
- Работа дирижера очень сложная, многоэтапная: созревание музыкального замысла, репетиционный процесс и, собственно, концерт. Какой этап для вас важный, может быть, самый любимый?
- Важны все этапы, но что касается самого любимого... Наверное, для меня это "конец - всему делу венец" - концерт, это то удовольствие, которое получает публика. Если она его получает, то тогда я знаю, для чего я живу.
- Говорят, Тосканини, отличавшийся жестким характером, во время каждой репетиции "в сердцах" разбивал свои часы. К какому типу дирижера вы относите себя: к жесткому, авторитарному или к более мягкому, демократичному?
- Тосканини был чуть-чуть богаче меня и мог себе позволить каждый день новые часы... Я не отношу себя к авторитарному типу. Есть дирижеры, которые считают: "Оркестр - мой рояль, я на нем играю". Я не приемлю такую позицию. Мы все, т.е. весь коллектив оркестра, делаем одно общее дело. Моя задача - скоординировать общие усилия. При этом я должен пробудить "бациллу" творчества в каждом музыканте. Если у меня это получается, то бываю очень рад. В любых оркестрах я всегда обращаюсь к музыкантам: "Уважаемые коллеги". Потому что, во-первых, действительно с большим уважением отношусь к оркестровым музыкантам. Это одна из самых сложных в мире профессий. Во-вторых, потому что мы действительно коллеги. Я сравнительно недавно сам с удовольствием играл в оркестре в Австрии, когда не был занят дирижерской работой. Не из-за денег, конечно, а из-за потребности коллективного творчества. Я глубоко убежден в том, что сегодня симфонический оркестр - одна из самых совершеннейших организаций, которую только создало человечество. Без помощи механизмов, без помощи машин он совершает совместную работу. Ни одно конструкторское бюро не может обойтись без компьютеров и других механизмов, и ни в одном конструкторском бюро нет такого единомыслия, как в оркестре. Это вообще очень интересная вещь - психология оркестрантов. Чтобы донести до публики свой замысел, они должны давать, как минимум, в 5 -6 раз больший эмоциональный заряд. Я не говорю уже о дирижере. Умножьте 6 еще на 6 и вы получите примерно то эмоциональное напряжение, которое должно быть у дирижера.
- Когда мы слушаем в исполнении немецких дирижеров и оркестров русскую музыку, в частности, Чайковского, мы не всегда бываем удовлетворены. Их интерпретация несколько расходится с нашим "слышанием" русской музыки.
- Абсолютно с вами согласен... Несколько лет назад у нас со скрипачом Николаем Саченко состоялся концерт в Белграде. После концерта в прессе вышла статья, которая мне страшно польстила. Критик написал, что у меня был самый славянский Чайковский, исполненный за последнее время в Белграде. Конечно, не могу сказать, что я такой уж славянский и русский, но я все-таки жил и много работал в России.
- Наверное, такое же впечатление производят и русские дирижеры, исполняющие Моцарта, Бетховена?
- Производят. Особенно, когда исполняют Моцарта и И.Штрауса. Перед отъездом в 80-е годы в Вену я считался довольно хорошим дирижером - исполнителем Моцарта. В Москве меня часто приглашали дирижировать его музыкой, а также музыкой И.Штрауса. Штрауса я много записывал на Всесоюзном радио. Но приехав в Австрию, я подумал, что австрийцы не умеют играть ни Моцарта, ни Штрауса - настолько это отличалось от того, к чему я привык в России. Мне нужно было прожить в Австрии 2-3 года, чтоб все переосмыслить. Исполнительство, интерпретация идут прежде всего от уклада жизни. Понимаете, немец ведь никогда не возмущается так, как мы возмущаемся, когда видим какую-то неправду. Он ведет себя тихонечко. Это есть и в музыке. И в жизни, и в музыке славяне намного более открыты и эмоциональны.
- В 1996 году издательство "Большая энциклопедия" выпустило книгу "Хроника человечества" (сост. Бодо Харенберг), в которой насчитывается 1200 страниц. В ней приводятся краткие данные о великих людях всех времен и народов, в том числе и о композиторах. Меня поразило то, что в этой "Хронике человечества" не нашлось места для С.В.Рахманинова. Как складывается судьба рахманиновской музыки на Западе?
- Все-таки Рахманинов популярен на Западе. Здесь какое-то недоразумение. Естественно, он останется в истории вне зависимости от того, напечатали его где - то или нет.
- Кирилл Кондрашин в книге "Мир дирижера" говорит о том, что у каждого оркестра есть свое "лицо". Какие оркестры запомнились вам в вашей жизни? Каково "лицо" Камчатского камерного оркестра?
- Я дирижировал в своей жизни больше чем в 100 оркестрах, повидал и много хороших коллективов. Естественно, в первую очередь, это оркестр Е.Мравинского. Я дирижировал его оркест-ром еще при жизни Мравинского (у меня было несколько концертов). Это оркестр Юнайтед - филармонии в Вене. После концерта с этим оркестром я получил почетное австрийское гражданство (кстати, дирижировал 4-й симфонией Чайковского). Далее, Свердловский оркестр, в котором я проработал главным дирижером в течение одного сезона. Конечно же, мой любимый Томский оркестр. Из оперных - я бы выделил оркестр Большого театра и Свердловского оперного театра... Есть оркестры среднего класса, но музыканты там хотят все сделать, чтобы добиться высокого уровня. А есть оркестр вроде бы высокого класса, но музыканты в них немного "заматерели", считают себя гениальными. С такими оркестрами трудно, но тоже можно найти общий язык. Естественно, когда оркестр высокого класса и доброжелательный, и хочет работать - это просто счастье... У Камчатского камерного оркестра, конечно же, есть свое "лицо". Большие плюсы коллектива - то, что оркестр "дышит" как единый организм; его высочайшая эмоциональность. Минус - это интонация, которую нужно ежедневно "вычищать". В оркестре по большому счету все прекрасно, а мелочи нужно шлифовать. Мне кажется, если бы я мог работать с оркестром постоянно, то был бы очень хороший результат. К сожалению, мы никуда сегодня не выезжаем. Я говорю "мы", т.е. Камчатский камерный оркестр. У музыкантов "опускаются руки". Это совсем другое, когда они играют в Европе. Естественно, я никак не хочу умалить достоинства камчатской публики. Оркестр живет для нее. И я очень благодарен ей, в свою очередь, за поддержку оркестра. Но музыкантам нужно дать подышать другим воздухом. А когда они приедут обратно, то будут играть лучше и для своей же камчатской публики. Надо выезжать хотя бы два раза в год. Кстати, это касается и Камчатской хоровой капеллы.
- Работа в Камчатском камерном оркестре не является основной для его участников. Как правило, они работают в различных музыкальных уче-бных заведениях. По-видимому, им тяжело все это совмещать. Возможно мне показалось, но вы после репетиции или концерта, как терпеливый родитель, начинаете уговаривать, убеждать оркестрантов: "Нужно обязательно прийти на репетицию, не опаздывайте"?
- Ну, конечно, так и есть. Люди не получают за свой труд ничего. Я подчеркиваю, ничего! Их пока держит то, что 25 лет с ними работал Георгий Аввакумов, что они все-таки должны дальше играть. Это очень трудно. Некоторые музыканты уже уходят из оркестра. Мне хочется, чтобы люди, от которых это зависит, поняли: для Камчатки очень важно сохранить оркестр! Я прекрасно отдаю себе отчет - есть и моя доля в том, что оркестр существует. Они пока держатся вместе, но оркестра не станет, что будет? Люди, которые не понимают искусства, скажут: "Ну и что?". Нет оркестра - нет проблемы!". Это метод Сталина: "Нет человека - нет проблемы". Так мы можем, конечно, загубить все искусство, всю культуру и здесь, на Камчатке, и в России в целом.
- В свое время с Камчаткой вас связывала дружба с Аввакумовым. Что связывает сейчас?
- Для меня Камчатка - это Россия. Я действительно полюбил Камчатский камерный оркестр. Наша дружба с ним в некотором роде уникальна. Все считают, дирижер должен держаться вдалеке от оркестра, не должен панибратствовать. Это так. Но человеческие отношения у меня сложились с каждым оркестрантом. Мы, как друзья, как родственники. Для меня это очень дорого. И вообще, я люблю камчатскую природу, этот город. Это то, чего мне не хватает там, на Западе. Чужбина есть чужбина. Ты же там не свой, не свой человек. Я даже в Латвии, где я родился, не чувствую себя вполне своим (хотя прекрасно знаю латышский язык). В России мне комфортнее. Я всю жизнь здесь проработал, у меня здесь друзья, у меня здесь все...
Декабрь 1999 года
Комментарии читателей Оставить комментарий