«Фауст» Сокурова получил венецианского «Золотого льва»

Картина, у которой мало перспектив показа в России, о природе власти 

Венецианское жюри во главе с режиссером Дарреном Аронофски присудило «Фаусту» русского режиссера Александра Сокурова «Золотого льва». Фильм также получил в Венеции два альтернативных приза – католической ассоциации SIGNIS и Future Film Festival Digital Award.

Сам режиссер был взволнован на церемонии вручения главного приза и, с трудом подбирая слова, поблагодарил всех, кто помогал, а также зрителей за терпение и доверие. На его взгляд, «Фауст» нуждается в целевом прокате, «чтобы не было разочарований ни у зрителя, ни у режиссера». «Я пять минут назад говорил с премьер-министром России и надеюсь на поддержку государства в тех случаях, где государство может нам помочь», – полагает Сокуров.

Ранее его продюсер и композитор Андрей Сигле сообщал, что российская премьера «Фауста» должна состояться в октябре-ноябре, в дальнейшем фильм может быть показан по одному из центральных каналов. Что касается проката, то здесь заинтересованность больше проявляли западные прокатчики, нежели российские.

В основу фильма была положена первая часть поэмы Гете, сценарий написан Юрием Арабовым. Для съемок был построен целый город в окрестностях Праги. Роль Фауста исполнил немецкий театральный актер Йоханес Цайлер, отобранный режиссером из многих десятков претендентов. Он разговаривает в кадре на родном языке. Мефистофеля-ростовщика сыграл основатель театра DEREVO Антон Адасинский, также в фильме снялся Леонид Мозговой, передает РИА «Новости».

В истории мировой литературы (а «Фауст» Гете, несомненно, таковой является) есть еще два произведения, обнажившие как нигде феномен власти: стихотворение Пушкина «Анчар» и «Село Степанчиково и его обитатели» Федора Достоевского.

У Пушкина находим такие строки: «Но человека человек // Послал к анчару властным взглядом, // И тот послушно в путь потек // И к утру возвратился с ядом». Властитель приказал – подчиненный беспрекословно выполнил его приказ, как бы сейчас сказали, на автомате, не задумываясь и не смея перечить.

В «Селе Степанчиковом» Достоевского описана немного другая ситуация. Фома Опискин властвует над всеми, не имея на то никаких веских причин – ни личной харизмы, как сейчас бы сказали, ни способностей, ни заслуг. И, тем не менее, ему подчиняются почти все. В этом – загадка власти, ее темное начало. Об этом, собственно, и фильм.

В сокуровской ленте образы Фауста и Мефистофеля вбирают в себя и то, и другое: властную решительность самого главного героя, а также невзрачность и уродливость его соблазнителя. Валерий Кичин очень точно определил это в своей обзорной статье о предпоказе фильма: «С угловатыми плечами, сгорбленный, скрюченный, уродливо распухший в тазе, переплетенный тугими узлами хаотической мускулистой плоти. Когда он голышом, у него атавистический хвостик. Иногда он умирает, но не совсем, иногда полон похоти и готов присосаться поцелуем к церковной Мадонне; у него непослушные челюсти и торс гомункулуса. Иное дело – соблазненный им Фауст: мужик в соку, не нуждающийся в омоложении, чтобы походя охмурить Маргариту. А единственная радость, которая ему нужна, – власть над людьми и миром.

Та власть, какой, по идее, владеет Мефистофель. Когда Фауст почувствует в себе силу идти к власти своим путем, попутчик ему уже не нужен, и он постарается от него избавиться.

Этот Фауст в костюмах XIX века взят скорее из постсоветского времени. Он – антитеза поэзии, романтике, гуманизму, всему, что принято относить к сфере духовного. Он – абсолютный рационалист, циник, это ясно уже из первого кадра, где доктор Фауст потрошит труп и находит в нем все органы, кроме души. Он ненавидит мораль и морализаторов, он – законченный утилитарист. Он – сверхчеловек».

А сверхлюди, как известно, не признают собственных слабостей и грехов. Они устремлены во внешний мир, а не в себя самих. Они – экстраверты, а не интроверты.

Это подметил и автор «Сеанса» Олег Ковалов в своей статье «Руки брадобрея»: «Душепродавец Фауст уничтожает и чувство вины за свои вольные или невольные деяния и окончательно переходит на сторону тьмы. Энтропия, неизлечимая болезнь, которой поражен мир фильма, – разрушение, обращение всего сущего в пыль и прах – выражена здесь через пожухшее, как упавший осенний лист, словно бы распадающееся на частички и вот-вот готовое исчезнуть экранное изображение».

Картину снимал французский оператор Брюно Дельбоннель, набивший руку на мифологии «Гарри Поттера». Это его камера станет нашими глазами на время картины.

«И вот эта пышущая здоровьем, замечательно полноценная биологическая особь – человекообразный гомункул, та агрессивная пустота, что страшнее любого злодейства, – ничем и ничуть не терзаясь, спешит к новым горизонтам и новым подвигам на благо всего прогрессивного человечества. Эстафету зла примут надежные руки».

В нашем недавнем прошлом мы все это уже видели. Видели с плакатов на демонстрациях, со стен предприятий, с крыш домов. Этими лозунгами была пропитана вся эпоха. Ими мы отравлены до сих пор, притягивая советское прошлое в сегодняшний день. Весь ХХ век мы пытались строить Вавилонскую башню, соединяющую землю с небесами. Но не для того, чтобы преобразить землю до небесного. Нет. Мы выбрали атеизм государственной религией, чтобы свести небеса на землю. И у нас это получилось. Последствия разрушения духа в человеке и обезбоживание окружающей нас действительности катастрофичны и остались нам в наследство на будущее. И их плоды мы будем вкушать еще очень долго.

По словам же Сокурова, не стоит думать, что «Фауст» – это финал: он также может быть и началом, поскольку все четыре фильма тетралогии – кольцо, по которому можно ходить до бесконечности.