Объединяться с либералами – значит становиться коллаборационистами

Нужно ли это российским националистам – решать им самим

Поставлен вопрос о восстановлении «единства интеллигенции», под которым понимается восстановление (или обеспечение) единства тех, кто называет себя либералами, и тех, кто называет себя националистами. Вопрос на интеллектуальном уровне очень интересный, в первую очередь потому, что на заре рождения современных идеологий, в XVIII веке, эти два течения в определенном смысле сочетались друг с другом. Английский либерализм XVIII века был вполне националистичен, т. е. считал Британию высшей ценностью и предполагал, что все народы мира должны брать пример именно с нее и рассматривать ее как образец учителя. Также и радикальный французский либерализм конца того же столетия, говоря о естественных правах человека и гражданина, признавал высшим источником власти народ и нацию. Но и национализм понимался вполне социально, т. е. под нацией понималась не некая этническая общность или даже общность всех живущих в стране, а общность «граждан», к которым по определению не относились аристократы.

На том этапе национализм формировался как принцип абсолютной суверенности народа, что столкнулось с определенными проблемами в следующую революционную волну 1848 года. Опиравшиеся на этот принцип революции в имперских государствах привели к тому, что борьба за демократию оказалась дискредитированной выяснением отношений между нациями, и получилось, что многим народам показалось выгоднее жить в мирившей их империи, чем в сталкивающих их национальных республиках. Тут много различных интересных нюансов.

Но важнее то, что тогда же, в середине XIX века, формируется классический национализм с базовой формулой Мадзини «Высшая свобода человека заключается в подчинении себя интересам нации». Для лишенных национального единства и раздробленных Италии и Германии этот подход вполне себя оправдал, и именно с этого момента можно считать сформировавшейся собственно идеологию национализма, хотя ХХ и начало ХХI вв. внесли в это свои серьезные нюансы. Но это – действительно вопрос теоретического интеллектуального размышления. Тем не менее базовое расхождение национализма (если он действительно является национализмом) и либерализма (если он действительно является либерализмом) – то, что первый считает высшей ценностью нацию как целостность, второй – отдельного человека как частность.

Если вести речь о сегодняшней России и о «восстановлении единства интеллигенции» в том смысле, в котором было сказано выше... Во-первых, что имеется в виду под интеллигенцией? Если под ней понимается социальный слой, занятый преимущественно умственными видами труда, то для его единства нужно единство сознания его интересов. И даже умственным трудом можно заниматься: обладая приносящей доход собственностью и направляя свои умственные усилия на извлечение большей прибыли из труда нанятых тобой работников; в качестве фрилансеров, людей свободных профессий, с той или иной степенью выгоды продавая продукты своего труда на рынке; в качестве зависимых от работодателя наемных работников. И все это будут довольно разные, иногда, по обстоятельствам, совпадающие, иногда предельно расходящиеся интересы. Всё по классике.

Единства всей интеллигенции в этом отношении вообще быть не может. Точнее, оно может быть только постольку, поскольку она не будет осознавать в полной мере свои объективные интересы и подчинять себя интересам иных групп. И если вообще говорить о единстве ее идеологизированных групп, нужно говорить и о единстве тех ее частей, которые исповедуют идеологии не только национализма и либерализма, но и консерватизма, и социализма (коммунизма). Но это вообще было бы что-то странное, и если и возможное, то лишь ситуативно и по сиюминутному частному поводу.

Поскольку вопрос о названном либерально-националистическом единстве ставился в конкретном контексте, т. е. о восстановлении единства либеральных и националистических противников Путина во имя борьбы против него, то и речь стоило бы вести не о восстановлении «единства интеллигенции», а о чем-то другом. Тем более что, если не выдавать желаемое за действительное, бóльшая часть собственно интеллигенции, если понимать ее как совокупность людей, живущих так или иначе продажей продуктов своего умственного труда, голосовала как раз за Путина и в той или иной степени его поддерживает.

За Путина проголосовали бóльшая часть специалистов (52%), бóльшая часть служащих (53%). Он победил, что более ожидаемо, и среди руководителей (50%), и среди сотрудников правоохранительных органов (50%), и среди большой части студентов (50%).

Кстати, он уверенно победил и в младших возрастных группах: и в группе 18-24 лет (53%), и в группе 25-39 лет (55%). Среди имеющих высшее и неоконченное высшее образование Путин набрал 53% голосов.

Т. е. противники Путина либеральной и националистической ориентации не представляют интеллигенции как таковой. Не представляет ее и их «единство». Напротив, может быть, это и плохо, но ее единство сегодня скорее представляет Путин. Потому что если его поддерживают 53% имеющих высшее и неоконченное высшее образование, а либералов из последних поддерживают 5-10% и националистов – примерно столько же, то даже их единство будет означать «единство 15%», обращенное против «единства 53%». Да это и не особо удивительно: сами либералы много твердили о том, что Путин опирается на бюджетников. А интеллигенция – врачи, учителя, инженеры, – это большей частью и есть бюджетники.

Вообще слабость всех идеологических течений современной России именно в том, что они опираются не на интересы крупных социальных групп, а на собственные верификационные пристрастия. Но это отчасти тоже понятно, потому что в современной России, в силу совокупности различных причин, не сложились новые социально-классовые идентификации. Причем во многом в этом виноваты сами политизированные интеллигенты, больше слушающие себя, чем тех, к чьей поддержке надеются апеллировать.

Но поскольку таких самоидентификаций нет, то политическое определение активистов идет на тех или иных других основаниях – культурных, ценностных, предрассудочных, личностных, сугубо идеологически-конфессиональных и т. д. Но все это – самоопределение очень узких активистских групп, «вольных обитателей политического класса».

Вопрос о «единстве» был поставлен в связи с «делом Пусси», по поводу которого, вполне естественно, националисты-патриоты, равно как и либералы, разошлись между собой. И было высказано предположение, что само это «дело» является разводкой, т. е. сознательной провокацией, направленной на создание конфликта между первыми и вторыми, объединенными нелюбовью к Путину.

Вообще сведение всей политики к серии сознательных провокаций – это способ уход от анализа действительной реальности, стремление каждый чем-либо не устраивающий факт политической жизни выдать не за требующую учета деталь объективной картины, а за чью-то игровую постановку (хотя в нашей действительности и таких хватает).

В сегодняшнем мире вообще ничего нельзя исключать. Но если предположить, что «дело Пусси» играет на руку расколу среди противников Путина, то не в силу исключительно тех или иных коварных замыслов, а в силу того, что выявляет слишком большую противоположность среди этих противников.

Если говорить не о словах и риторике, а о сути расхождения националистической и либеральной самоидентификации в том, в чем она не всегда осознанна, но подлинно рациональна, то нельзя не отметить следующее. Вторые, так или иначе, хотят интеграции России во внешние экономические и правовые системы, хотят, чтобы Россия жила не по определяемым ей самой законам, а по нормам международных соглашений, и хотят жить на ее территории по законам иных стран и международных организаций и в соответствии с их ценностями. Т. е., по факту сегодняшнего дня, в мире постмодерна и без всяких ценностей. Вторые хотят, чтобы она сохранила национальный суверенитет, сама устанавливала свои законы и жила в соответствии со своими ценностями. Если они этого не хотят, то непонятно, что дает им основание называть себя националистами.

Если говорить о «деле Пусси», то, будь наши «либералы» действительно либералами, они первыми требовали бы их жесткого осуждения, потому что действительные либералы всегда были сторонниками уважения взглядов и ценностей иных по сравнению с ними людей. И никакого раскола между кем-либо не было бы, а было бы единство простой человеческой позиции. То, что «либералы» требуют освобождения «Пусси», свидетельствует лишь о том, что они являются не либералами, а маскирующими себя либеральной риторикой вестернизированными постмодернистами, ведущими в России работу цивилизационного и политического коллаборационизма. И единство с ними – это лишь единство в проведении коллаборационистской политики.

Нужно ли националистам такое «единство» – решать им самим. Но если нужно, то они имеют такое же отношение к националистам, как сами постмодернистские коллаборационисты – к собственно подлинному либерализму.

Идея «пусть одни извинятся, а другие простят» и все будут жить дружно, увы, при самых лучших и искренних намерениях – лишь парафраз Троцкого «Ни мира, ни войны, армию распустить», после чего, как известно, русская армия действительно разошлась, а германская перешла в развернутое наступление.

Святотатство непрощаемо, потому что если его простить, то это – индульгенция на него в будущем. А если при каком-то стечении обстоятельств его прощают, то лишь после того, что юристы называют деятельностным раскаянием. Например, получив срок, «Пусси» каются, исповедуются православному священнику (раз оскорбили православную веру) и принимают обет постричься в монахини. И вот тогда Церковь ходатайствует перед президентом об их помиловании, после которого они и уходят в монастырь. Но это уже их отношения с Церковью, и после судебного признания вины.

«Национал-патриоты», кстати, уже дружили и были едины с «либералами» («демократами») – против КПСС на рубеже 1980-90-х гг. И о том, чем это закончилось для страны, тоже нужно помнить.