Освободив Ходорковского, власть капитулирует перед олигархами

При этом сам по себе Ходорковский для нее, конечно, угрозы не представляет

Недавние почитатели Навального и политические игроки, делавшие на него ставку, теперь с вожделением ждут окончания тюремного срока Ходорковского. И стараются сами себя взбодрить уверениями, что он выйдет на свободу готовым кандидатом в президенты – в образе такого российского Нельсона Манделы.
Сперва они гипнотизировали себя образом Медведева-«реформатора», потом – Навального – «антикоррупционного рыцаря», ну и теперь – Ходорковского как «российского Манделы».

Если сто лет назад пели: «Никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и ни герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой», то эти люди «своею собственной рукой» не могут ничего, кроме как писать политические и прочие доносы. И из своей среды они могут выдвинуть лишь фигуры наподобие Немцова или Ксении Собчак – помесь богемности, гламурности и коррумпированности. Хотя лично мне последнюю в чем-то даже искренне жаль, ибо перед нами довольно умный и начитанный человек с изломанной судьбой и массой психологических травм и комплексов, порождающих тягу к эпатажу и самоутверждению через шокирование окружающих.

В этом ожидании «чуда» в полной мере проявляется их политическая импотенция. Они ждут. Они не создают, а ждут, призывают и славят. Чтобы потом разочароваться и начать проклинать и ерничать.
Именно потому, что сами они не могут ничего, кроме как играть роль коллективного шакала Табаки, вечно ищущего Шерхана и объявляющего им любую рыжую собаку, даже те, кого они готовы объявить своим кумиром, опасаются полностью довериться им, положиться на их поддержку. Поэтому и Медведев предпочел союзу с ними сохранение своего места при Путине. И Навальный, вытерпев сколько мог, начал говорить про них все то, что у него накипело в их отношении. Да и Собчак решила поменять амплуа «болотной звезды» на семейный уют. А один из самых умных и искренних среди этих людей, Гарри Каспаров, кажется, оставил всякие надежды на политическую карьеру в России.

Все те, кого они до сих пор делали своими кумирами, их надежды не оправдывали. И либо шли в политике своим путем, предпочитая не иметь ничего общего с этими клакерами, либо, если не успевали отвязать от себя этот балласт, добивались одного – политического провала. Тогда получается, что либо само их прикосновение играло роль своего рода «проклятия», «наложения порчи» (подобно тому, как разлагалось и распадалось все, к чему притрагивался Горбачев), либо просто они неспособны адекватно оценить реальные возможности и качества той политической фигуры или силы, на которую хотят сделать ставку, и их несостоятельность и деградация настолько глубоки, что они выбирают себе в союзники только несостоятельное и деградирующее начало.

Поэтому если они выбирают в качестве своего очередного вождя и очередной надежды Ходорковского – это плохо прежде всего для самого Ходорковского. Строго говоря, сам по себе Ходорковский, как ни относись к его политической позиции, не вызывает личностной аллергии. Аллергию он, скорее, начнет вызывать тогда, когда станет ясно, какие силы сплотятся вокруг него после его освобождения.

Хотя если вести разговор с позиции политической сферы и политической эффективности, то только глупость и нерешительность власти могут дать ему оказаться на свободе. Тут дело не в том, хороший он или плохой, и не в том, хорошая власть или плохая, и кто из них прав в этом споре. Дело в том, что если кому-либо создан образ непримиримого и опасного врага той или иной власти, этот человек не должен получить возможности реализовать созданный ему имиджевый потенциал.

На самом деле сам по себе Ходорковский для власти, конечно, всерьез не опасен и сам по себе на свободе угрозы не представляет. Но если ему создан образ главного и опасного врага, то его выход на свободу создает следующий образ: власть оказалась не в силах противостоять этому врагу, и он одержал над ней победу. То есть власть начинает выглядеть не как воплощение силы, а как носитель слабости. В обществах же того типа, к каким относится сегодня Россия, любое проявление силы становится притягательно, проявление слабости – отталкивает.

В середине 2000-х взлет популярности Путина был вызван, среди прочего, и тюремным сроком Ходорковского, ибо создавалось впечатление, что вынесен приговор пресловутым олигархам как классу. Освобождение Ходорковского будет создавать впечатление их реабилитации. Притом, что по опросам общественного мнения один из главных упреков, адресуемых Путину даже его массовыми симпатизантами – его близость с крупным капиталом, – будет иметь вид если и не присяги на верность олигархии, то примирения с ними.

Недавно Левада-центр порадовал себя и группы, ненавидящие Путина, следующим образом: «Почти две трети москвичей приветствовали бы освобождение Михаила Ходорковского после отбытия им его почти одиннадцатилетнего срока тюремного заключения». Сама фраза выстроена так, что на первый план естественно выходит ее первая часть – освобождение Ходорковского, а вторая – увязка с отбытым сроком – остается на периферии внимания. И получается, что две трети чуть ли уже и не всей страны только и ждут и вожделеют, когда Ходорковский выйдет на свободу, чтобы воплотить их надежды. То есть сознательно строится образ «возвращающегося освободителя». На деле же, по тем же левадовским данным, с большим или меньшим вниманием за судьбой Ходорковского следят 14% граждан, а остальным он, в общем-то, безразличен.

Если 65% поддерживают его освобождение, но только 14% при этом проявляют к нему внимание, то это означает, что минимум для 51% согласие на его освобождение – это своего рода либо равнодушное прощение, либо безразличное «Да пусть идет уж. Кому он нужен, с ним возиться». Проблема для власти, скорее, в том, что это сегодняшнее «Да пусть идет» после того, как Ходорковский выйдет, будет превращено в «Он сам вырвался и победил».

Большая часть современных носителей власти просто не понимают таких вещей, полагая, что если они договорятся между собой что-либо считать правильным, то и все общество автоматически будет принимать их точку зрения. А иная их часть сознательно и провокационно им подсказывает: «А вы проявите широту подхода. Пойдите на переговоры, ослабьте хватку, и они, благодарные, смирятся и будут вам верны». Примерно так Яковлев уговаривал Горбачева дружить с деградирующими группками элитарной столичной интеллигенции и диссидентами с правозащитниками.

Те, кто уговаривает пойти на такой шаг, достаточно умны, чтобы понимать, что эффект будет противоположным: противник лишь воспримет это как слабость власти и его победу. Но те, кого они уговаривают, слишком тщеславны и наивны, и в погоне за лаврами «широкомыслящих» действительно идут на то, чтобы не просто ослабить хватку на горле врага, но еще и придать этому вид собственного поражения и собственной слабости.