Мой дом: моя крепость или проходной двор?

Однобокость работы органов следствия поражает, говорит глава организации «Право на оружие»

KM.RU обращается к очередному резонансному делу о самообороне. На этот раз обвиняют священника.

Председатель правления Всероссийской общественной организации «Право на оружие» Игорь Шмелев анализирует правоприменительную практику по делам, фигурантами которых оказались люди, защищавшие себя и свой дом.

- Предыстория громкого «дела священника» такова. Ночью 9 марта 2015 в селе Трубино Жуковского района Калужской области изрядно «напраздновавшийся» местный житель стал ломиться в дом к местному священнику. В итоге батюшка вытолкал непрошенного гостя из дома, но к утру гуляка очнулся в больнице со сломанной челюстью.

МВД встало на сторону «потерпевшего» и не видит в его действиях никакого криминала, в отличии от действий священника. Т.е. нарушение права неприкосновенности частной собственности для органов следствия не является нарушением законодательства?

Однобокость работы органов следствия поражает. Во всех делах по необходимой обороне, о которых известно организации «Право на оружие», видна схожая линия действий. Мы это наблюдали в делах Лотковой, Майорова, Некрасова, Тармаева, Савченковых, Кулаковой и др. Следствие делает из нападавших «потерпевших», забывает о наличии статьи 37 УК РФ, при этом не дает никакой юридической оценки действий так называемых «потерпевших». 

С чем связана такая однобокость работы правоохранительной системы - сложно сказать. Предъявление защищавшемуся сразу обвинения по наиболее «тяжкой» статье позволяет нам предположить, что некий следователь заинтересован в таком развитии событий. Возможно, за «раскрытие тяжкого преступления» он получает какие-то бонусы, ради которых готов пожертвовать жизнью и судьбой законопослушного гражданина. 

Не менее однобока и работа судебной системы, которая должна разобраться в обстоятельствах дела, рассмотреть его всесторонне, но зачастую принимает решение руководствуясь заключением следственных органов, даже не рассматривая аргументы защиты. Заставить судей более внимательно просмотреть дело вынуждает обычно острая реакция СМИ и общественности на события. Именно это было одним из определяющих факторов в делах Гегама Саркисяна, Татьяны Кулаковой, Юрия Некрасова и других.

Но даже при подключении СМИ и общественности, суд старается «защитить честь мундира» своих коллег (вынесших неправосудное решение) и следственных органов (фактически сфабриковавших дело). Суды стараются принять решения, чтобы тот срок заключения, который оборонявшийся уже отбыл за время следствия и судебных разбирательств, был ему зачтен. 

Очень часто используется вариант амнистирования неправосудно осужденного, в надежде на то, что человек не пойдет дальше и не будет добиваться полного оправдания, а значит не будет разбирательств ни за неправосудный приговор, ни за сфабрикованное обвинение, ни за однобокость расследования событий, а значит и пособничество преступникам, и попрание законов.

Между тем в Правительстве России уже более года лежит инициатива «Мой дом - моя крепость», собравшая 100 000 голосов на сайте Российской общественной инициативы и прошедшая экспертизу Открытого Правительства. Ее принятие существенно усилит позиции и упростит защиту хотя бы тех, кто защищался на своей территории. 

Но против выступают МВД и Минюст, аргументируя это тем, что в нашем законодательстве «и так все хорошо прописано». Параллельно с этим продолжая штамповать уголовные дела на тех, кто посмел активно защищать себя и своих близких, свою собственность, фактически наказывая граждан за законные действия.

Взятый Государственной Думой курс на «гуманизацию уголовного законодательства», который заключается в уменьшении сроков заключения (или его заменой штрафом) по некоторым видам преступлений должен сочетаться с усилением возможностей законопослушных граждан защищать себя и своих близких и ужесточением наказания за неоднократное совершение тяжких преступлений. 

Во многих штатах США все последствия преступных действий ложатся ответственностью на выживших преступников, даже если они просто «стояли на стреме», а защищавшийся освобождается от ответственности и, зачастую, ему не выдвигаются обвинения. В некоторых штатах действует закон «трех ошибок», когда после совершения третьего тяжкого преступления преступник автоматически получает пожизненное заключение без права на досрочное освобождение. Все эти меры, в сочетании с расширением спектра разрешенного к гражданскому обороту оружия (в частности короткоствольного нарезного, т.е. пистолетов и револьверов) существенно повышает уровень защищенности законопослушных граждан. 

Еще одним фактором, который оказал бы положительное влияние на защищенность граждан - это рассмотрение дел, где обвиняемый говорит о необходимой обороне, судом присяжных. Все эти предложения неоднократно озвучивались нашей организацией и выносились на рассмотрение депутатами различных фракций. Однако, «воз и ныне там».

Правда, совсем недавно 5 августа 2015 года Верховный суд вынес решение по делу Шарикова С.С., усмотрев в его действиях «необходимую оборону» и отменил вынесенный Алтайским краевым судом приговор по статье 108 УК РФ (убийство при превышении необходимой обороны). Факт того, что Верховный суд принял такое решение не может не радовать. Как минимум, это вызвало активное обсуждение проблемы, как прессой, так и гражданами. А значит и часть законодателей услышит этот запрос общества. 

Однако, как и в 2012 году после схожего решения Верховного суда, остаются вопросы к органам следствия и судам низших инстанций. Сколько еще подобных определений должен вынести Верховный суд, прежде чем закон и правоохранительная система встанут на защиту законных прав законопослушных граждан? 

Когда решения Верховного суда станут обязательны к исполнению для судов низших инстанций, а не будут носить рекомендательный характер? Когда органы следствия вспомнят про статьи 37 и 39 УК РФ? Когда законодатели услышат требования своих избирателей? Когда преступник в момент совершения преступлений будет вне закона и не будет иметь прав?

Это не праздные вопросы. За ними стоят жизни и судьбы реальных людей, которые были осуждены и отбывают наказание за исполнение законов и реализацию своих прав на защиту жизни, здоровья и собственности от преступных посягательств.