Венечку напечатали в неподходящем месте
По иронии судьбы, первая официальная публикация поэмы Венедикта Ерофеева “Москва-Петушки” в СССР состоялась в самом неожиданном и вряд ли подходящем к ее содержанию месте – журнале “Трезвость и культура” за 1988-89 годы.
Впервые же эта поэма (произведение имеет именно такое авторское жанровое определение) вышла в свет в 1970 году в количестве двух экземпляров, отпечатанных на пишущей машинке. Но это не помешало ей в считанные недели облететь Москву, Союз и выйти за пределы государства. В 1973 году “Москва-Петушки” была издана в Израиле, через четыре года во Франции в серии “Классики самиздата”, потом в Великобритании, Западной Германии, США, старанах Бенилюкс, Польше, Югославии… Словом, как кто-то пошутил, к моменту первой “официальной” публикации книга Ерофеева была уже переведена на двадцать мыслимых и несколько немыслимых языков, а ее машинописные копии разошлись по отечеству в количествах, сопоставимых с нынешними печатными тиражами. Показательно, что, по собственному признанию, Вен. Ерофеев первоначально предназначал «Москву — Петушки» исключительно узкому кругу приятелей.
Историю о путешествии Венечки в подмосковной электричке, историю печальную и смешную одновременно, литературоведы склонны вписывать в широкий исторический и философский контекст, хотя сам автор, назвав «Москву — Петушки» «очень русской книгой», одновременно затруднился указать на ее непосредственные источники в отечественной словесности.
Критик Андрей Зорин (Зорин А. Пригородный поезд дальнего следования// «Новый мир» – 1989. - № 5. – С.256-258) полагает, что предшественниками в русской литературной традиции книги Ерофеева были «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н.Радищева и популярная концепция карнавализации из книги М.М.Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса».
Андрей Зорин признается, что ему неоднократно приходилось слышать, как самые разные люди, одинаково оговариваясь, называли ерофеевскую поэму «Путешествие из Москвы в Петушки». Книги Радищева и Ерофеева разделяются на главы, условно соответствующие проезжаемым отрезкам пути, но не только этот формальный признак их сближает. Критик считает, что главное в сходном взгляде на мир и того, и другого автора, сострадании к окружающему, которое одинаково свойственно как Радищеву, так и Ерофееву.
В числе своих литературных учителей Венедикт Ерофеев называл Франсуа Рабле. По всей вероятности, его восприятие не могло не опираться на интерпретацию творчества Рабле, созданную М.М.Бахтиным. «Вырывая героя из всех социальных структур», - пишет Андрей Зорин, - «водка бросает его в почти ирреальный, деформированный его пьяным сознанием «гротескный» мир подмосковной электрички, где царит карнавальная вольность, подчиняющая себе даже представителя власти контролера Семеныча. Раблезианские масштабы питейных подвигов персонажей, их дикие рассказы о «любви», почти ритуальное сквернословие и постоянное пародийное обыгрывание идеологических штампов создают на страницах поэмы стихию универсального, свободного и связанного с «неофициальной народной правдой» смеха, которую так выразительно описал Бахтин».
Комментарии читателей Оставить комментарий