Сергей Нарышкин решил переплюнуть Бориса Грызлова
Первая парламентская неделя закончилась лишением мандата полковника Гудкова. Но началась она не менее ярко.
Похоже, Сергей Нарышкин начал завидовать лаврам и афоризмам Бориса Грызлова и решил посоревноваться с ним в анекдотичности высказываний. Открывая осеннюю сессию Государственной Думы, он среди прочего призвал депутатов пользоваться в парламентских обсуждениях только юридическими аргументами, не прибегая к политическим. Кроме того, он назвал недопустимым, «когда вместо юридических аргументов звучат тезисы, вступающие в противоречие со всем 20-летним периодом развития современной России, с ее экономическим, социальным и демократическим устройством».
Одно заявление стоит другого, а вместе получается перл вполне на уровне печально знаменитого утверждения о том, что парламент – не место для дискуссий. Если Грызлов полагал именно так, то нынешний спикер почему-то решил, что парламент – это некое подобие собрания юридических экспертов.
Между тем юридические термины – это лишь инструмент оформления норм, отражающих политические, экономические и социальные процессы, и не только их. Строго говоря, депутаты вообще не должны говорить в юридических терминах. Парламент – это институт политической власти. В юридических терминах говорят в судах и на заседаниях диссертационных советов по юриспруденции. В юридических терминах могут говорить эксперты – и то только эксперты-юристы, поскольку у парламента должны быть эксперты и во многих иных областях.
По российскому законодательству в парламент избираются кандидаты только политических партий. Но даже и при иных избирательных законах главными участниками парламентской жизни являются именно политические партии. А одним из конституирующих признаков политической партии является наличие у нее идеологии, т. е. партия говорит не только на политическом языке, но и на языке принятой ею идеологии. Среди всех существующих в мире идеологий не существует «идеологии юриспруденции».
Почти все идеологии ставят задачу так или иначе изменить существующее политическое устройство, а не те или иные юридические нормы.
Политические партии в органе политической власти ведут дискуссию, обсуждение не юридических, а именно политических и идеологических вопросов. Когда то или иное политическое решение поддерживается большинством, оно оформляется в юридических терминах. Строго говоря, сами депутаты вообще для этого не нужны: для этого есть советники и консультанты.
Требование говорить в парламенте исключительно на юридическом языке есть требование постараться не говорить в парламенте по существу, а обсуждать лишь форму, предполагая, что вопросы по существу – политические, экономические и социальные, – должен решать некто другой, вне парламента, который просто извещает депутатов о своих решениях и предлагает им подумать о том, как наиболее грамотно оформить эти решения с юридической точки зрения.
Председатель нижней палаты российского парламента публично с трибуны объявил этой палате и собравшимся в ней депутатам, что они – никакой не парламент, не орган государственной власти, а депутаты – не политические деятели, получившие свой мандат от избирателей. Из слов Нарышкина следует, что Дума – это собрание чиновников-секретарей, потребное для грамотного оформления решений власти. И самое интересное, что сказал он это не со зла и не потому, что хотел унизить российский парламентаризм. Просто он, как и его предшественник, сам не понимал, что он, собственно, хочет сказать, и чем право отличается от политики.
Даже когда представители партий говорят в юридических терминах, они ставят перед собой задачу изменения политической, социальной и экономической реальности, поэтому вторая реминисценция Нарышкина еще более нелепа, чем первая. Если считать недопустимыми в парламенте «тезисы, вступающие в противоречие со всем 20-летним развитием современной России, с ее демократическим, экономическим и социальным устройством», тогда нужно вообще не допускать до парламентских выборов никакие политические партии, кроме разве что консервативных. Потому что все остальные так или иначе ставят под сомнение именно что существующее ныне экономическое и социальное устройство России. И если говорить в юридических терминах, то заявление председателя Государственной Думы вообще антиконституционно, поскольку означает объявление о существовании в стране некой единой консервативной государственной идеологии.
Социально-экономическое устройство страны с большой натяжкой можно назвать капиталистическим: оно скорее ближе к феодальному. «Либералы» хотят сделать его капиталистическим, социалисты хотят построить новый социализм, коммунисты – восстановить старый. И все они ставят под сомнение правомерность и целесообразность именно существующего устройства.
Кстати, вместе с ними его ставят под сомнение большая часть граждан России. По августовским данным Левада-центра, только 41% граждан сегодня считают, что страна движется в правильном направлении, и лишь 26% полагают, что страна движется в правильном направлении последние 20 лет. Вдвое больше граждан прямо говорят, что в неправильном, остальные же вообще не могут понять, что происходит и куда идет страна.
Возможно, Нарышкин полагает, что в последние 20 лет страна движется в правильном направлении. Это неудивительно, т. к. у него есть власть, состояние и статус, полученные в результате произошедшей в стране катастрофы. Он, конечно, имеет на это право. Так же, как он, думают 25% – целая четверть населения страны. Но почему он полагает, что остальные три четверти не имеют права думать и говорить иначе? И почему он пытается лишить их представителей права говорить в парламенте о том, что думают именно эти три четверти граждан? И если он отражает точку зрения лишь четверти граждан страны, то какие он имеет моральные основания возглавлять парламент этой страны?!
По одной причине: потому что он сам не думает, что говорит.
В частности, 20 лет назад был разрушен Советский Союз. Президент страны Владимир Путин публично назвал это крупнейшей геополитической катастрофой. А спикер Госдумы объявляет недопустимым для депутатов противопоставлять себя этой катастрофе.
То, что он назвал «всем 20-летним развитием современной России», – этот период сам есть противопоставление предыдущему 70-летнему периоду развития России. Почему этот 20-летний период может противопоставлять себя предыдущему 70-летнему, а ему никто не может себя противопоставлять, – никак не аргументировано.
Более того, последние 20 лет есть противопоставление вообще всей предыдущей истории страны, ибо они являются одним из самых черных и мерзких периодов ее истории. Кроме того, этот период сам неоднороден: есть более черная его часть, а есть последнее десятилетие, в течение которого делаются какие-то попытки выбраться из наступившей в 90-е годы мерзости. Но позитив этого последнего десятилетия именно в его противопоставлении предыдущему – противопоставлении, которое все еще неполно и нецелостно.
Задача всей российской политики в ее позитивном содержании как раз и есть противопоставление этому 20-летнему периоду и его отрицание, однако председатель Госдумы считает решение этой задачи в принципе недопустимым. Но тогда получается, что он видит основное назначение парламента России именно в том, чтобы противодействовать решению главных проблем, стоящих перед Россией.
При нынешних трендах можно ожидать, что теперь он предложит без суда лишать депутатских мандатов всех тех, кто ставит своей задачей изменить нынешнее нелепое социальное и экономическое устройство России, и вообще всех, кто исповедует любую иную идеологию, кроме консервативной. А еще лучше – вообще всех, кто исповедует вообще какую-либо идеологию, потому что не ставить под сомнение нынешнее устройство России значит вообще не иметь никакой идеологии.
Тогда эта Госдума может кончить только одним – тем же, чем кончила предыдущая Госдума в 1917 году. К столетию этой даты как раз истечет и срок полномочий нынешней.
