Истории нашей губернии. Отчёт государю и царский писарь
С утра пятого дня в доме рязанского губернатора Полиевкта Самсоновича Задыхина царил форменный содом. Переполох наделал фельдъегерь, изволивший прибыть к губернатору накануне в девятом часу вечера с пакетом от государя.
Полиевкт Самсонович, плотно отужинав и пригубив полграфина мандариновой настойки, благостно похрапывал перед камином, смежив веки под монотонное бормотание супруги. Как вдруг словно гром грохнул удар в дверь, отчего губернатор подпрыгнул на своей оттоманке и выронил в камин свежий номер «Нивы», да так неудачно, что едва не учинил в комнатах пожар.
– Свят, свят, – мелко закрестилась супруга, – это кого ж в такое время принесло?! Неужель война началась, о ней ведь намедни изволили говорить Василий Никанорович, а он человек ученый, головастый, неужели провидел войну-то?
– Не говори ерунды, – резко оборвал супругу Полиевкт Самсонович. – Какая ещё война? Зачем война? Сама знаешь, что никто супротив нас не попрет. С нашим-то оружием.
Губернатор имел в виду недавний, осьмнадцатого дня, доклад государя министрам и иноземным послам, из коего следовало, что наши отечественныя умельцы, процветающие под всевеликой милостью самодержца российского, смогли не какую-то там нелепую аглицкую блоху подковать, а изобрести невиданный доселе подводный челн с хитроумным механизмом.
И сей челн, будучи запущенным, например, из Кронштадта, мог под водой доплыть аж до самого шведского берегу, поднырнуть куда ему механизм подсказывал, да и взорваться вулканным кратером. Ибо напихали в него умельцы пороху прессованного, налили какой-то тайной взрывчатой дряни, отчего челн ущерба мог нанести больше, чем три линейных корабля. Стань они супротив берега шведского и начни палить из всех пушек единоразно.
Точно также из Ахтиарской бухты Севастополя можно было пустить сей челн под волнами, и обещали умельцы, что достигнет он вскорости Босфора и учинит там погром великий. Государь как раз и подчеркнул особливо, что если абы какая сволочь вздумает на нас косо смотреть и поносить на весь мир, мы напустим к сволочи этой сих челнов столько, что мало не покажется. И погром великий учиним.
Так что насчет войны Полиевкт Самсонович был спокоен. Ну какому ненормальному захочется получить секретный челн в печёнку? Поэтому, запахнув халат и обув персидские мягкие туфли, он отправился посмотреть, что за холера долбит в дверь так поздно. В прихожей однако он увидел высокого статного офицера, который нетерпеливо мялся с ноги на ногу, что твой скакун в вольере, и нервно похлопывал себя замшевыми перчатками по бедру.
Дворецкий Никитка при виде офицера явно оробел сверх меры, поэтому вместо доклада губернатору так и не смог представить позднего гостя, промычав что-то по-телячьи пустое, разобрать чего решительно не было никакой возможности.
При появлении губернатора офицер быстро кивнул и протянул Полиевкту Самсоновичу плотный пакет, весь обляпанный сургучными печатями.
– Из императорской канцелярии. Извольте подписать, – офицер развернул плотный лист бумаги и откуда-то неуловимо извлек перо.
– Так что же это… Может быть, чаю с дороги…, – губернатор, подслеповато щурясь, накорябал подпись в указанном месте.
– С превеликим удовольствием-с, – галантно козырнул офицер, пряча перо и лист, – но увы, служба-с, нет возможности задерживаться-с. Канцелярия ждет ответа от вас как можно быстрее-с. Поэтому просьба-с, поелику возможно, не затягивайте-с, дело важное и срочное-с.
После чего гость исчез так же стремительно, как и появился, а выглянувший из дверей губернатор увидел только быстро удаляющийся силуэт всадника.
– Что там? – испуганно вопросила супруга, когда Полиевкт Самсонович уселся за стол и начал вскрывать конверт, – точно не война?
– Сейчас узнаем, – губернатор наконец совладал с плотной казенной бумагой и извлек аккуратсвенно сложенный листок, прочитав который он сильно призадумался.
– Да что ж ты батюшка? Не томи! – супруга подошла к столу и застыла в выжидательной позе.
– Государь отчет требует. По всей губернии.
– Зачем отчет? Разве что у нас не так? – не поняла супруга.
– Не только с нас требует. Со всех губерний. Доклад он хочет большой сделать в мае и цифры представленные зачитает.
– Так и напишем, разве это архисложно? Василий Никанорович человек ученый, с цифрами ладно обращается…
– Да что ты все заладила - Василий Никанорович да Василий Никанорович?! – разозлился губернатор, который терпеть не мог, когда супруга упоминала сына бывшего губернатора Рвачёва. – Он, конечно, с цифрами дружен, в меру мозговит, но он больше по инженерной части, а тут на высочайшее имя отчет писать надобно.
– Ох ты, боже! – всплеснула руками супруга, – Прямо Государю? Самолично?
– А я тебе о чем толкую?! – раздраженно бросил листок на стол губернатор. – А ты все со своим Василием Никаноровичем меня донимаешь. Нашла момент…
Несмотря на поздний час, Полиевкт Самсонович отрядил сына прислуживающей ему кухарки Горбачевой – Мишку -оббежать срочно всех важных людей в городе с записочками, призывающими завтра к десяти часам явиться к губернатору для обсуждения срочного дела государственной важности.
«Государственной важности» губернатор подчеркнул в записочках двойной линией, да ещё и Мишке наказал произнести эту фразу самолично. Дабы никто не сомневался, что дело серьезное. Мишка хоть и было зело туп и скудоумен, но эту фразу запомнил и даже повторил её с четвертого раза без запинок.
* * *
Когда все нужные люди собрались в губернаторском просторном кабинете, Полиевкт Самсонович ввел их в курс дела. На высочайшее имя требовалось написать в общем-то нехитрый отчет из трех пунктов. Указать достижения губернии, желательно в цифрах, но можно и в процентовке по: поголовью скота, собранному урожаю и дать обзор предприятий, как то - артелей, фабрик да заводов.
Также можно было дополнить сведения о губернском городе Рязани на предмет театров, больниц, богаделен, бань, ресторанов, почетных граждан, в общем, охватить аспект жизни государевых подданных.
Но тут сразу же обозначилась, как поганка после обильного дождя, одна наисерьезнейшая проблема.
– Полиевкт Самсонович, – деликатно прокашлявшись, проговорил столь любимый супругой губернатора Василий Никанорович Рвачёв, отпрыск прежнего губернатора, приказавшего долго жить четыре года назад. – Вам на высочайшее имя-с уже приходилось депеши-с отправлять?
– Нет, – честно признался губернатор. – В первый раз государь удостоил такой милости.
– Насколько я помню-с, батюшка покойный раза два посылал-с в Петербург на высочайшее имя. И дело-с это непростое-с, – Рвачёв-младший многозначительно поднял палец вверх.
– В каком смысле? – Полиевкт Самсонович даже слегка удивился, – цифирью мы всей располагаем, отчет сегодня осилим, да и отправим уже послезавтра. Не вижу непреодолимых сложностей.
– Э, нет-с, – Василий Никанорович покачал головой. – На высочайшее имя послание-с пишется только на царской бумаге-с утвержденного стандарта-с и специальным писарем-с. Тоже желательно-с царским. Ибо только сей писарь все правильные обороты знает-с и почерк нужный имеет-с. А вы, судари-с, при всем моем глубокочтимом-с уважении-с, такую самодеятельность разведете-с, что Государь и читать ваши каракули-с не станет-с. Ещё, упаси Боже, в гнев изволит впасть, и мало-с нам тогда покажется.
Этот пассаж погрузил присутствующих, и в первую очередь самого губернатора, в глубокую задумчивость.
– Да уж, конфуз может выйти-с. Цифирь мы хорошо подобьём-с, а вот по штилю можем объегориться, – промокнув взопревшую лысину шелковым платком, проговорил казначей Златовласцев. – Прав Василий Никанорович, не абы кому-с, а самому Государю пишем-с. Тут обстоятельный подход-с нужен.
– Так где ж нам этого писаря царского взять? – растерянно посмотрел на Рвачёва губернатор.
– Помню я, батюшка из Москвы выписывал-с зело опытного в сих делах человечка-с. Депеши-с писал, сплошное загляденье-с. Буковка к буковке, всё с завитками-с и запятыми в нужных местах-с.
– Так что же вы голубчик, Василий Никанорович, время тянете? – занервничал губернатор. – Посылайте за сим писарем немедля.
– Адресок дома у меня имеется-с, но если откажется-с писарь к нам ехать?
– А вы голубчик сами лучше в Москву отправляйтесь. Если тот откажется, другого сыщите. И не тяните Христа ради, дело-то, сами понимаете, какое важное. От него наше дальнейшее благоденствие зависит.
– Хорошо-с, ради общего дела я завсегда готов-с, – Рвачёв-младший решительно поднялся. – Соблаговолите распорядиться проездные-с мне выделить, рублей двадцать.
– Сколько? – удивился Златовласцев.
– А вы что думаете-с, писарь этот побежит за мною до Рязани за трешницу-с? Эти шельмы себе цену-с знают. Помнится, ещё-с батюшка мой покойный негодовать изволили-с, уж больно цену писаришко ломил-с высокую.
– Выдайте двадцать рублей, – приказал губернатор казначею. – Пусть Василий Никанорович отбудет уже поскорее. А то, чую я, не управимся мы в срок, опозоримся перед Государем. А это нам решительно невозможно допустить.
* * *
Рвачёв-младший проявил похвальную резвость и обернулся всего за три дня, доставив прямо на дом губернатора маленького замшелого старичка с кустистыми бровями и провалившимся ртом. Полиевкт Самсонович, увидев бывшего царского писаря, усомнился было в способности сего ветхого человека производить работу высочайшего уровня, но дедок даром что неказисто выглядел, навыки имел отменные. Как и характер.
По-хозяйски расположившись за столом губернатора, он сразу же приступил к делу, неожиданно густым басом затребовав озвучить отчет по достижениям губернии. Казначей Златовласцев сначала опешил от такой писарской наглости, но губернатор шикнул на него, и тому пришлось озвучить всю цифирь, коей располагал. Дедок быстро делал какие-то наброски в небольшом блокнотике и хмурился все больше и больше.
– Вот что судари мои дорогие, – он отложил перо после окончания речи Златовласцева и посмотрел на всех таким взглядом, что и губернатор, и казначей, и Рвачёв почувствовали себя школярами, не выучившими урок. – Я на высочайшее имя пишу уж сорок лет и досель такой ахинеи ещё не видывал. А людишки мне разные попадались, уж можете верить старику. Многие совсем бывали в расстроенном умишке, а многие и совсем без оного. Но чтобы такое…
Дедок пожевал губами и внезапно ткнул пером в губернатора:
– Вы, выше превосходительство, давненько в должности изволите пребывать?
– Пятый год давеча пошел.
– Понятно, – дедок опять скорбно пожевал губами. – И уже готовы опосля такого небольшого срока оконфузится с треском? Или прямиком в Сибирь собрались?
– Что? – растерялся губернатор. – Зачем Сибирь? Что такое вы говорите, извольте объясниться?
– Конечно, изволю, – дедок опять строго на всех посмотрел. – Ваша цифирь, судари мои дорогие, попади она на глаза государю, доведет вас до Туруханского края. А может и до сахалинского острога.
– Да что же… – начал было возмущаться ответственный за цифирь Златовласцев, но дедок посмотрел на него так пронзительно, что тот заглох на полуслове.
– Что мы имеем, судари, из вашей цифири? – дедок придвинул блокнотик. – Ремонт богадельни почти закончен, больницу покрасим через год, в театре частично обновили мебель, урожай собрали на полторы тысячи пудов меньше из-за засухи, дороги начнем ремонтировать уже после Пасхи, известный в городе писатель-романист Константинопольский уехал во Францию, после того как во исполнении государева указа о самозанятых был порот розгами. Производитель мяса и сала Маларчук, во исполнении опять же государева указа о повышении налогов, сбежал к себе на хутор под Диканьку и больше в городе не объявлялся. Владелец винной артели «Водочная корона Оки» Чистяков сбежал к немцам, после того как отсидел месяц в тюрьме за оскорбление представителя власти – нетрезвого околоточного Осипова назвал «гадиной в шпорах». Отсидел в полном соответствии с государевым указом. Собираемость налогов в силу тяжких и непредвиденных причин упала на треть.
– Так ведь всё это имеет место быть, и действовали мы по закону государеву, – неуверенно произнес губернатор. – Все в строгом согласии с полученными из Петербурга циркулярами и указаниями.
– Я хоть и недолго в вашем чудном городке, но чай не слепой, оглядеться успел. Вы дорогу-то со времен Батыевых хоть раз подновляли? На центральной улице столб телеграфный почти упал. Пьяных с полдюжины я по канавам насчитал. Народ рваный ходит, по выгребным ямам роется. Но это ладно, я человек мелкий да незатейливый, а ежели все это самое ревизоры увидят? И в своих отчетах закрепят?
– Зачем ревизоры? Какие ревизоры? – почти единогласно выдохнули присутствующие.
– А те, кто толпой к вам понаедет после вашего отчета государю. После вашей цифири, где вы погром вверенной губернии обозначили. Да после Батыя такого безобразия не было, хотя уж тот, нехристь, помнится, превеликий бардак и беспорядок учинил.
– Так что ж тогда писать-то? – на лице губернатора читалось такое отчаяние, что Рвачёву на момент показалось, что Полиевкт Самсонович разрыдается как малое дитё.
– Тут надобно с большой сообразительностью подойти, – дедок пожевал губами. – Непростое дело у вас. Но я помогу, ежели уговоримся.
– Так уговоримся конечно, ты выручай только, отец родной! – губернатор готов был упасть перед дедком на колени, потому что явственно услышал звон шпор пришедших его арестовывать жандармов и зловещее завывание пурги в щелях туруханского арестантского барака.
– Ежели положите сверх договоренной суммы ещё две красненьких, то отчет сделаю в лучшем виде. С правильной цифирью и благостной картиной.
– Да креста на тебе нет! Форменный грабеж! – моментально взъерепенился Златовласцев, но опять заглох под железным взглядом дедка.
– Договорились, отец! – поспешно выдохнул губернатор. – Ты только в лучшем виде всё опиши. Чтобы не подкопаться было.
– По-другому не умею, – холодно молвил дедок. – И ещё распорядитесь снабдить меня всем потребным для сего многотрудного и ответственного дела. Работать до вечера буду, чтобы не отвлекаться мне по мелочишкам всяким.
– Что же ещё вы изволите? – кисло спросил Златовласцев, которому дедок уже не нравился окончательно и бесповоротно.
– Изволю ещё четвертную бутыль и закуски какой-нибудь. Огурцов соленых, сосиски с хреном, лука и хлеба с крупной солью. И чтобы до вечера не мешал никто.
– Сделаем. Все сделаем, – засуетился губернатор, поспешно выталкивая Златовласцева и Рвачёва из кабинета. – Ты только приступай отец, начинай с Богом!
В седьмом часу царский писарь вышел из кабинета, о чем сразу же было доложено сыном кухарки Мишкой губернатору. Все те часы, пока дедок усердно скрипел пером, Мишка провел на страже, наблюдать за кабинетом.
Как только было доложено об окончании работы, губернатор, Златовласцев и Рвачёв чуть ли не бегом побежали в кабинет, испытывая от нетерпения сильный нутряной зуд.
– Вот, извольте, – дедок протянул губернатору три листа шикарной царской бумаги, покрытый ровными строками с изумительно выписанными буквами. Такой письменной красоты никто и никогда ещё не видывал, и Златовласцев, уверявший губернатора ещё час назад в том, что дедок прощелыга и каналья, коему при другом раскладе недурственно было бы розог всыпать, теперь подавленно притих.
– Василий Никанорович, – губернатор осторожно передал отчет Рвачёву, – ежели вас не затруднит, зачтите вслух.
Рвачёв взял первый лист с таким почтением, словно это не бумага была, а как минимум Туринская плащаница, аккуратно прокашлялся вбок и с расстановкой принялся читать:
«Ваше императорское величество! Всепресветлейший, державнейший великий Государь и Самодержец всероссийский! Припадая к твоим отеческим стопам, бурно орошаем их сыновьими, верноподданными слезами радости и доносим об успехах процветающей под твоим наимудрейшим управлением Рязанской губернии».
Далее следовал блистательный отчет, из которого выходило, что Рязанская губерния – самое что ни есть благословленное место не только в Российской империи, но и на Земле. Урожаи собирались большие, поголовье скота росло четвертый год подряд, щедрая рязанская земля была богата рыбой, мехами, пенькой, льном и прекрасным, трудолюбивым, верноподданным народом.
Известный писатель Константинопольский трудился над новым романом, восхваляющим мудрого и справедливого Государя. Причем роман этот ещё до издания уже захотели перепечатать в Париже. Винная артель «Водочная корона Оки» выпустила ограниченного тиража водку «Царская милость» и готовилась везти её на всеевропейский конкурс в Берлин.
Производитель мяса и сала, малоросс Маларчук, нарастил в два раза выпуск продукции, придумав наивкуснейшее сало «Императорский стандарт», которое тоже хочет везти в Берлин.
В самой Рязани отремонтированы театр, богадельня, бани и больница, замощены брусчаткой все центральные улицы и проведена новая телеграфная линия. В следующем году будет перестроен и расширен вокзал, на котором появится салон первого класса, коего нет ни в одном другом губернском городе, кроме столиц.
Под конец отчета Златовласцев пустил скупую слезу, на мокром месте были глаза и у губернатора.
– Замечательно! – только и смог вымолвить, окончив чтение, Рвачёв. – Ничего не читал ещё более приятственного!
Дедок пожевал губами и остался равнодушным к похвалам. А вскоре и отбыл на вокзал, успев на последний московский поезд. Утренним поездом, в почтовом вагоне, отправился вслед за ним и писанный им отчет, который через три дня достиг Петербурга.
* * *
Государев доклад о беспрецедентном развитии России и впечатляющих рывках был отпечатан во всех газетах на первых полосах, и многие из них достигли русских людей, проживавших за границей. Попала одна из газеток и на остров Капри, в руки одного известного писателя. Прочитав доклад, писатель криво усмехнулся и произнес, глядя на лазурное, играющее бликами море:
– Низкопоклонство, тупость и изумительная слепота. Верхушка, живущая в иллюзорном мире всеобщего лизоблюдства и вранья, рано или поздно доведет реальный мир до хаоса и революции.
– Ты о чем это, Алексей Максимович? – оторвалась от вязания жена писателя.
– Да очередной воспаленный бред из родных палестин, – писатель отшвырнул газету. – Страна катится в пропасть, а самодержавная пропаганда всё печатает филькины грамоты про мифические успехи.
Некоторое время писатель наблюдал за одиноко белеющим парусом на горизонте, затем тихо, но твердо произнес:
– Пусть сильнее грянет буря. По-другому с этим болотом не получится.
Комментарии читателей Оставить комментарий
Совершенно верно. Батый на фоне гребцов на панамских галерах был бы благом для Руси.
Навряд ли поговорим.
Мы из разных лиг.
Кстати, Зоя!
Этот Добрый-18 как раз за Советскую Власть, ту, что как раз и была где-нибудь эдак в 1918 году.
Лапочка Зоечка!
Если Вы в самом деле простая советская женщина, а не жительница Нового Йорка, то пораскиньте мозгами- неужто в случае удачного Майдана будет восстановлена Советская Власть, а не Юкос с Менатепом!?
Об этом(как ФИНАНСОВЫЙ капитал(не генри форды) спонсировал сталинскую индустриализацию), еще поговорим.