Улики без доказательств…
Предлагаем вниманию читателей продолжение рассказа известного публициста Андрея Паршева, принимавшего участие в работе общественной комиссии по расследованию произошедшего весной 1940 года «катынского расстрела». По мнению эксперта, фальсификаторы вины НКВД подготовили достаточно небрежную доказательную базу, временами доказывающую прямо противоположное.
– Сложность всей катынской истории в том, что некоторая часть попавших к нам польских офицеров действительно были осуждены и расстреляны как прямо причастные к подавлению подпольной и партизанской деятельности на территории Западной Белоруссии. Тогда она принадлежала Польше, и там было восстание, отчасти схожее с нынешним на Донбассе. Но это были в основном не армейцы, а прокурорские и полицейские чиновники. Их судили, и их вина была доказана.
Если все же такой расстрел с нашей стороны и был, в любом случае он оказался каким-то невероятным исключением, поскольку, вообще-то, массовые казни пленных были характерны как раз не для нас, а для немцев. Для них-то это была самая обычная «процедура» по отношению к гражданским и военнопленным. И не только в начале войны: например, в 1943 году немцы массово расстреливали пленных итальянцев, когда Италия вышла из союза с Германией и между бывшими союзниками начались столкновения. Такой эпизод отражен, например, в голливудском фильме «Выбор капитана Корелли» с Николасом Кейджем, основанном на реальных событиях. В самом конце войны немцы заживо сожгли группу поляков, попавших в плен на Поморском валу.
Рейхом была разработана технология расстрела по так называемому методу Еккельна, названному именем одного из их «героев» – немецкого генерала, повешенного после войны по приговору трибунала. Она заключалась в том, что людей укладывали в ряд на дно рва, расстреливали, потом на расстрелянных клали новый «слой», снова расстреливали и так далее. У нас такой метод не практиковался (возможно, просто не знали, что такое возможно). Во всяком случае, согласно всем свидетельским показаниям того времени, в СССР даже в период репрессий расстрел проводился индивидуально, после выполнения формальных процедур, в частности, удостоверения личности приговоренного. Немецкий же способ зафиксирован и свидетельскими показаниями (Бабий Яр, Киев; Латвия, Саласпилс), и множеством исследований; в недавнее время такие захоронения исследованы во Владимире-Волынском.
И при вскрытии некоторых могил Катыни удалось обнаружить, что расстрелянные лежали именно такими слоями. В других эксгумации проводились ранее, немцами в 1943-м, и могилы были нарушены, но некоторые не были вскрыты и были детально описаны уже позднее.
То есть имеется явное противоречие, которое как-то надо объяснить.
Тут будет уместно заметить, что в 90-е годы некоторые наши публицисты и общественные деятели требовали от власти проведения полноценного уголовного расследования, согласно всем процессуальным правилам, чтобы все предъявляемые документы по Катыни до их приобщения к делу проходили экспертизу согласно процессуальному кодексу. И вот это как раз и не было сделано. Некоторые документы, которые в настоящее время фигурируют в деле, производят несколько странное впечатление. Есть, например, рукописная записка (так называемая записка Шелепина), которая якобы была послана Хрущеву, в которой не был указан исполнитель. А доказательством того, что ее писал какой-то высокопоставленный сотрудник КГБ, была ссылка на членов его семьи, которые якобы признали его почерк, в то время как существует почерковедческая экспертиза, без которой документ не может приобщаться к делу, если есть сомнения в его аутентичности. Странно, не так ли?
Кроме того, совсем не так давно была проведена дополнительная экспертиза документов (увы, общественная: она заказывалась сертифицированному эксперту общественной организацией) – например, пресловутого постановления Политбюро от 5 марта 1940 года. Появилось оно в определенный момент, когда в 1991 году был затеян уголовный процесс над КПСС, и этот документ должен был свидетельствовать о том, что партия была преступной. Тогда этот процесс ничем не кончился, а документ начал жить своей жизнью.
Чем именно он сомнителен? Во-первых, у него имеется только дата регистрации принимающей стороны. Причем вроде как изначально представленный вариант этого документа все же имел исходящую дату: такой вариант вроде бы видели участники «процесса над КПСС». Кроме того, общественная экспертиза выявила, что последняя страница этого документа, где содержатся главные детали решения, отпечатана на другой пишущей машинке – не той, на которой отпечатаны первые три страницы и где стоят автографы членов Политбюро.
Также совсем недавно были обнаружены личные жетоны польских полицейских, которые числятся среди «жертв Катыни» и чьи имена до сих пор имеются на мемориале в п. Медном (см. ссылку выше), но вот только обнаружены они были почему-то на Западной Украине, причем польскими археологами, которые раньше всегда были, вообще-то, на стороне версии о вине НКВД. Получается, что данные лица все-таки вернулись из Калининской области на Западную Украину?
То есть можно смело говорить, что дело по Катыни до сих пор представляет собой предмет пристального изучения и ни о какой точке в этой истории говорить не приходится. Возможно, определенная вина НКВД в результате действительно будет установлена, но, во всяком случае, понятно, что ситуация явно неоднозначная и не позволяет безоглядно обвинять в той трагедии советскую сторону.
В принципе, это было ясно изначально. Не секрет ведь, что в начале войны у нас сформировалась польская армия Андерса, офицеры которой также оказались в советском плену, но не были расстреляны, притом, что Андерс был убежденным и последовательным противником советской власти. Если было решение Политбюро, что всех пленных офицеров, а также полицейских, помещиков, осадников следует расстрелять, то почему одних расстреляли, а других – нет? Как минимум, этот момент требует пояснений.
Есть еще один момент, почти детективный. Уж не знаю, я ли первый обратил на это внимание или кто-то еще: а откуда появился сам термин «катынский расстрел»? По советской версии, пленные содержались в лагере в п. Катынь, где и были захвачены немцами. Но ведь по геббельсовской версии никаких лагерей там не было: пленных выгружали из поезда на ст. Гнездово и якобы сразу вели к месту расстрела. Но дело в том, что место расстрела находится довольно далеко от п. Катынь, километрах в пяти в сторону Смоленска, и называлось оно тогда Козьи горы, а не Катынский лес. Станция, на которой выгружали пленных, называется Гнездово, и поселок Гнездово тоже ближе к месту расстрела, чем Катынь. Откуда же взялось слово «Катынь»? А от немцев! Именно немцы уже в первых сообщениях об обнаружении захоронений говорили: «в окрестностях Катыни». Очень похоже на то, что это была такая типичная «оговорка убийцы», который сказал то, о чем, кроме преступника, никто знать не мог.
Если в п. Катынь реально существовал лагерь и там была канцелярия, где немцы и захватили личные списки и личные документы, то все объясняется: немцы легко «опознали» погибших и составили их списки. А поскольку немцы выводили пленных из Катыни, отсюда и появились в немецких сообщениях «окрестности Катыни». Они же тогда не знали, что существование катынского лагеря надо будет отрицать… Потом сами немцы пытались как-то затушевать этот момент, но это тоже о многом говорит.
Значимость этого дела велика; это основной тормоз на пути искреннего примирения польского и русского народов, без какового будущее славянского мира не слишком радужно. С ним можно сравнить разве что миф о голодоморе, запущенный и раскручиваемый теми же силами и со схожими целями.
Сейчас можно слышать, что «раз высшие руководители признали, то дело закрыто». Эти признания юридически ничтожны: по уголовным делам точку может поставить только суд, проведенный по всем процессуальным правилам, и по-иному никак не может быть. Нельзя было и закрывать дело «за смертью обвиняемых»: ведь круг подлежащих ответственности лиц вовсе даже и не определен. Так что суд нужен: какие бы результаты он ни дал, хуже уже не будет, а ведь может быть и лучше.
А такого суда проведено не было.
