Несмотря на то, что к началу декабря 1991 года большинство союзных республик (и даже республиканских автономий, включая некоторые российские, которые откликнулись на ельцинский призыв: «Берите суверенитета, сколько унесете») уже успели принять участие в «параде суверенитетов», к моменту заключения Беловежских соглашений точка невозврата в этом процессе еще не была пройдена. Особенно с учетом того, что в это время союзное руководство в лице Горбачева еще не оставляло беспомощных попыток (или, по крайней мере, изображало видимость деятельности в этом направлении) убедить отчаянно рвущиеся к власти республиканские партийные элиты заключить новый союзный договор. В этом смысле случившееся 8 декабря в белорусских Вискулях стало сигналом для всех колеблющихся: «Cопротивление бесполезно». Как следствие, деструктивно-центробежные силы, а также узкогрупповые элитные интересы одержали верх над объективными интересами народов, заинтересованных в сохранении (хотя бы в значительно модифицированном виде) общесоюзного дома. Как и следовало ожидать, одним из последствий советского «цивилизованного бракоразводного процесса» стало обострение межнациональных конфликтов и новый виток регионального сепаратизма. Так, через два дня после подписания Беловежских соглашений, 10 декабря, участники референдума в Нагорно-Карабахской республике почти единогласно (99,89%) высказались за независимость НКР (Декларация о провозглашении НКР в границах Нагорно-Карабахской автономной области и сопредельного Шаумяновского района Азербайджанской ССР была принята Советами народных депутатов еще 2 сентября 1991 года). По мнению азербайджанской стороны, такой результат был достигнут из-за того, что референдум бойкотировало азербайджанское меньшинство области.

Беженцы из НКР, 1991 год © РИА Новости, Р. Мангасарян

Единственной союзной республикой, которая «самоопределилась» с независимостью уже после подписания Беловежских соглашений, был Казахстан (это произошло 15 декабря 1991 года, когда была принята Декларация о суверенитете). Как известно, незадолго до этого, 1 декабря 1991 года, победивший на первых всенародных выборах президента Казахстана Нурсултан Назарбаев на встрече в Вискулях не присутствовал, хотя 8 декабря он должен был туда прибыть. Его ждали до самого вечера и даже сдвинули ради этого подписание соглашения. Назарбаев меж тем все-таки вылетел из Казахстана, но не в Минск, а в Москву. Тогдашний (а ныне – бывший) президент Киргизии Аскар Акаев в недавнем интервью «Радио Азаттык» заявил по этому поводу следующее: «Все лидеры Центральной Азии на первом этапе были согласны с Союзным договором. Я, Ислам Каримов, Туркменбаши Великий – все были за подписание ССГ, Союза Суверенных Государств. Если говорят, что там кто-то чего-то пытался, не было такого… Назарбаева, по-видимому, они (Ельцин, Кравчук и Шушкевич. – Прим. ред.) приглашали потому, что он был в тот момент на голову выше лидеров среднеазиатских республик. А то, что Назарбаева перехватил в Москве Горбачев… Вы помните, он добровольно сложил с себя полномочия президента. Может, он хотел Назарбаева агитировать, чтобы тот в свою очередь тоже агитировал (подписать новый союзный договор. - Прим. ред.)».

Назарбаев на переговорах о создании СНГ, 1991 год © РИА Новости, Дмитрий Донской

По другой версии, Назарбаеву помешал вылететь в Белоруссию тогдашний министр обороны СССР Евгений Шапошников, который прямо с аэродрома доставил президента Казахстана в Кремль для разговора с Горбачевым. Сам Назарбаев в интервью «Комсомольской правде» в том же 1991 году, уже после подписания Беловежских соглашений, заявил: «Моей подписи под документом (Беловежским соглашением. – Прим. ред.) все равно не было бы, и, окажись я там, во всяком случае, пытался бы убедить участников минской встречи (встреча в Вискулях. – Прим. ред.) все-таки провести консультации со всеми потенциальными членами Содружества Независимых Государств и только после этого принимать какое-то решение».

Евгений Шапошников, 1992 год © РИА Новости, Александр Макаров

Так или иначе, но если до подписания соглашений Назарбаев, как и руководители других среднеазиатских республик, не выказывал явного желания вывести свою республику из состава СССР, поддерживая план заключения нового союзного договора, то после подписания Беловежских соглашений настрой поменялся. В том числе, наверное, и потому, что беловежские подписанты, как было сказано выше, просто не оставили выбора республиканским лидерам. 13 декабря 1991 года в Ашхабаде состоялась встреча президентов Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана. Итогом встречи стало заявление, в котором указанные республики выразили согласие войти в СНГ при условии обеспечения равноправного участия субъектов бывшего Союза и признания всех государств СНГ в качестве учредителей. А Назарбаев впоследствии предложил собраться в Алма-Ате для обсуждения вопросов и принятия совместных решений. Такая встреча состоялась 21 декабря, когда главы 11 еще советских республик (Азербайджана, Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Молдавии, России, Таджикистана, Туркменистана, Узбекистана и Украины) подписали декларацию, в которой излагались цели и принципы СНГ. Позднее действительным членом СНГ стала Грузия. Таким образом, в состав странной призрачной структуры, возникшей на развалинах великой страны, вошли 12 из 15 советских республик (кроме прибалтийских).

Президент Киргизии Аскар Акаевич Акаев, Президент Молдовы Мирча Снегур и Президент Казахстана Нурсултан Абишевич Назарбаев в г.Алма-Ата, 1991 год © РИА Новости, Юрий Абрамочкин

Тем временем весьма показательным и, можно даже сказать, симптоматичным для тех дней мероприятий стал проходивший в Москве 14-15 декабря конгресс демократических сил республик и национально-территориальных образований в составе РСФСР. Появление к тому времени в рамках России нескольких «удельных президентов», многочисленные декларации автономий о суверенитетах, о главенстве местных законов над российскими, а также стремление отдельных территорий к статусу автономий (в том числе заявления о возможности появления Сибирской, Дальневосточной и других республик) - все это до боли напоминало знакомый общесоюзный сценарий распада страны. Ход и дискуссии в рамках конгресса стали лишним свидетельством того, что амбиции административных элит, входящих в состав РСФСР национально - территориальных образований, были не меньше, чем у тех же лидеров бывших советских республик. Сепаратистские тенденции усугублялись общей неблагоприятной экономической ситуацией и падением уровня жизни в пока еще существующем СССР. В выступлениях делегатов конгресса неоднократно звучали заявления о том, что в некоторых автономиях по-прежнему актуальным остается вопрос о проведении референдума на тему нахождения той или иной автономной республики в составе РСФСР. Стоит ли говорить, какую опасность представляли такие тенденции для России? Не успело завершиться разрушение СССР, как уже начиналось разрушение самой России.

Егор Гайдар и Андрей Нечаев, 1992 год © РИА Новости, Александр Макаров

А что же власти «независимой» России? Они, судя по всему, до такой степени были заняты своими «независимыми» делами, занимаясь фактически «черным переделом» ресурсов и полномочий (одним из первых законодательных актов новой России, например, стал закон о порядке приватизации некогда общенародной собственности), что не могли думать о целостности и сохранности хотя бы доставшегося им во владение постсоветского «удельного княжества». Хотя игнорировать эту проблему у них уже не получалось: амбиции автономий росли как на дрожжах. Так, в труднейшие дни конца 1991 года делегация российского центра, которую возглавлял тогдашний заместитель председателя Правительства РСФСР, министр экономики и финансов Егор Гайдар (в тот период готовящий печально известную акцию по либерализации цен), вела переговоры с делегацией Татарстана об экономическом соглашении. Как откровенно признался руководитель татарстанской делегации, тогдашний премьер-министр татарского правительства Мухаммат Сабиров, он «ни в Егоре Гайдаре, ни в Андрее Нечаеве (в то время - первый заместитель министра экономики и финансов. – Прим. ред.), ни в других российских министрах не почувствовал противоборства, противодействия», они «практически по всем вопросам нашли приемлемые решения». «Мы (Татарстан. – Прим. ред.) идем ко все большей самостоятельности, на равных условиях заключаем соглашения… - говорил Сабиров. - …Что касается «неделимой» (России. – Прим. ред.), то как можно таковой оставаться, если мы экономически самостоятельны?» Нечаев, со своей стороны, вспоминал, что переговоры были «просто мучительные» с учетом того, что Татарстан заявил о своем экономическом суверенитете. «В итоге, как выяснилось, причина была очень простая: местная элита, хозяйственная и прежде всего политическая, хотела самостоятельно распоряжаться своей нефтью. Когда мы им дали чуть больше нефти для собственного распоряжения, вся ситуация рассосалась и было подписано соответствующее соглашение», - в частности, рассказывал Нечаев в эфире «Эха Москвы».

Что касается темы целостности России, то, как пишет Валентин Михайлов в публикации «Российские республики в последние годы СССР («Парад суверенитетов» российских автономий и дезинтеграция Советского Союза)», «позиция руководителей Татарстана была осторожной. Было принято говорить об экономической и политической независимости автономии, но одновременно тщательно избегалось обсуждение вопросов о выходе Татарии из России. Размытая формула «Татарстан – суверенное государство, ассоциированное с Россией на основе Договора», которая была найдена позже, руководителей республики вполне устраивала. Она полностью соответствовала принципу: иметь минимальную ответственность перед Россией, но не терять возможность пользоваться ее помощью, если это потребуется в будущем».