Как свидетельствует исторический опыт, для успешного исхода мероприятия, именуемого «государственным переворотом», «путчем», «революцией» или хотя бы «поэтапной конституционной реформой» (название в итоге дают победители), принципиальным обстоятельством является его поддержка силовыми структурами. Это – историческая аксиома. Недаром еще Наполеон Бонапарт, сам имевший огромный опыт в организации и подавлении подобных мероприятий, отмечал: «Когда в стране возникают два правительства, законным из них оказывается то, у кого перевес в артиллерии». Эта данность является в целом верной и по сей день –   что, скажем, продемонстрировал тот же Борис Ельцин в октябре 1993 года.

Танки возле гостиницы «Украина» (Oldmos.ru)

Однако, казалось бы, события августа 1991 года должны были поколебать эту установку.

Формально на начало действия ГКЧП все основные силовые рычаги – Вооруженные силы, МВД и КГБ СССР – были в распоряжении Комитета; более того, руководители силовых ведомств сами входили в состав Комитета.

Впрочем, на момент августа 1991 года 6 предшествующих лет т. н. перестройки уже привели к определенной эрозии этих структур, в первую очередь МВД. По мере «суверенизации» республик СССР его структуры все больше переходили под контроль республиканских правительств. И не случайно в августе 1991 года министр внутренних дел РСФСР Виктор Баранников сразу открыто объявил, что принимает сторону Ельцина, и отправил своих подчиненных на охрану Белого дома. Еще более решительно действовал его заместитель Андрей Дунаев, мобилизовавший курсантов нескольких областных школ милиции и направивший их в Москву – также защищать Белый дом, хотя министр внутренних дел СССР Борис Пуго даже пригрозил Дунаеву за это расстрелом. Впрочем, на подобные жесткие меры члены ГКЧП оказались, как показала практика, неспособны. Более того, по словам бывшего члена ГКЧП Василия Стародубцева, в составе Комитета не было никого, кто мог бы стрелять в собственный народ . После провала «путча»,  22 августа, арестовывать того же Пуго направился, среди прочих, и другой заместитель Баранникова – Виктор Ерин. По иронии судьбы в 1993 году Баранников и Дунаев окажутся с Ериным по разные стороны баррикад...

К тому же во время августовских событий, несмотря на объявленный ГКЧП комендантский час в Москве и запрет массовых акций, московской милицией не было осуществлено ни одного задержания нарушителей этого распоряжения. Заместитель Пуго, генерал-полковник Борис Громов, хотя и был среди подписантов «Слова к народу», названного «манифестом ГКЧП», и, соответственно, мог считаться не просто «сочувствующим» (впоследствии, по данным СМИ, Громов утверждал, что Пуго предложил ему поставить свою подпись, но не показал самого документа), тем не менее, занимал в ходе событий весьма неоднозначную позицию: он участвовал во всех совещаниях силовиков, формально не отказывался исполнять приказы, но исполнять их не спешил. Порученный ему ввод в Москву дивизии имени Дзержинского он всячески затягивал (до утра 21 августа), а когда все же стал ее вводить, то исключительно на колесном ходу, без бронетехники и без боекомплектов для личного состава. Впрочем, очень скоро он же отвел ее подразделения, неспешно подошедшие к московским окраинам, обратно. Ну а вечером 21 августа Громов и вовсе открыто заявил Пуго, что подчиняться ему не будет.

19 августа 1991 года: армейские части возле Белого дома... (Oldmos.ru)

В КГБ процессы эрозии не достигли такого размаха, как в МВД, хотя отдельные республиканские комитеты уже (где открыто, где тихой сапой) переходили под контроль республиканских властей. Но и там большинство подчиненных Крючкова предпочли воздерживаться от решительных силовых действий. Показательна позиция руководителей таких элитных спецподразделений, как группы Альфа» и «Вымпел» генералов Виктора Карпухина и Бориса Бескова. Поначалу они также формально не отказывались выполнить любой приказ (хотя требовали его в письменном виде), но всячески демонстрировали нежелательность привлечения их подчиненных к силовым действиям против мирных граждан. В ночь на 21 августа генералы заявили Крючкову, что может произойти «массовое кровопролитие» и что потери в их группах могут составить до половины личного состава, посему просили их к этой операции не привлекать.

Нечто подобное происходило и в командовании Вооруженных сил СССР. Речь даже не идет о тех, кто, подобно генерал-полковнику Константину Кобецу, давно уже был интегрирован в российское республиканское руководство, возглавляя с июня Госкомитет РСФСР по обороне (название Госкомитета неоднократно видоизменялось).

Отметим только, что если, как утверждают материалы следственного дела ГКЧП, опубликованные Генеральным прокурором Валентином Степанковым в его книге «Кремлевский заговор», ГКЧП вызревал как минимум с весны 1991 года, удивляет, что большинство военных руководителей узнали о нем буквально накануне. Главком ВВС маршал авиации Евгений Шапошников вообще 17 августа убывал в очередной отпуск, и на выходные остался в Москве только потому, что предстояло празднование Дня ВВС. По его же словам, известие о предстоящем создании ГКЧП для него стало 18 августа такой же новостью, как и для главкома ВМФ адмирала флота Владимира Чернавина, и для главкома ВДВ Павла Грачева.

Шапошников в своих воспоминаниях утверждает, что он сразу же, как и Грачев, решил «тормозить» участие своих войск в осуществлении ЧП. Есть подтверждения, что предоставление военно-транспортной авиации для переброски десантников в Москву постоянно задерживалось «по природно-климатическим причинам», а тех, кто все же прибыл в Москву, Грачев направлял в разные стороны без всякого видимого смысла и толка. Известно, что Ельцин еще 19 августа объявил: «Грачев наш!» Но Руслан Хасбулатов ставит это под большое сомнение. По его мнению, Грачев был готов выполнять все приказы руководства, в т. ч. и по штурму Белого дома, если бы такой приказ последовал, а беспорядочность и видимую хаотичность его (да и прочих генералов) действий Руслан Имранович связывает с невысоким профессионализмом Грачева. Прибытие же к Белому дому генерала Александра Лебедя с тульскими десантниками «для его взятия под охрану», Хасбулатов также считает подготовительными мероприятиями по возможному штурму. Александр Руцкой тоже пишет: «Грачев и Лебедь просчитали «вариант Ельцина» и не ошиблись». Но при другом повороте они «тут же отреклись бы от своего «кумира». Расчет Лебедя был мне понятен сразу: ведь неизвестно, как могли развиваться события дальше, и если бы не полная бездарность ГКЧП – кто знает, как бы повернулась фортуна. Но в случае победы ГКЧП, уверен, первыми у кассы раздачи орденов, званий и должностей стояли бы Лебедь и Грачев»

...И на Манежной площади (Oldmos.ru)

Но с другой стороны, является фактом, что днем 20 августа генералы МО, КГБ и МВД Ачалов, Грушко, Агеев, Громов, Лебедь, Карпухин, вернувшийся из Киева Варенников и Борис Бесков совместно составляли план по штурму Белого дома. И тот же Лебедь никаких возражений не высказывал, хотя и заметил, что «больших жертв среди мирного населения не избежать». После чего Грачев и направил Лебедя в рекогносцировку к Белому дому.

Правда, вернувшись из разведки, Лебедь затем, переодевшись в штатское, снова вернулся к Белому дому, чтобы предупредить его защитников о «предстоящем штурме».

А Грачев ближе к полуночи встречается с доверенным Ельцина Юрием Скоковым на улице возле штаба ВДВ. По словам Скокова, Грачев просит передать руководству России, что «он – русский, и никогда не позволит, чтобы армия проливала кровь своего народа». А Скоков вручил ему указ Ельцина о назначении министром обороны России. Грачев, правда, ответил, что пока не чувствует себя «созревшим» для такой должности (министром обороны он в итоге стал в мае 1992 года. – Прим. ред.).

А между тем действующий на тот момент министр обороны СССР маршал Язов весь день и вечер 20 августа и ночь на 21-е число находился «в подвешенном состоянии» и не дал ни одного вразумительного приказа. Никому. Однако как только генерал Ачалов полвторого ночи сообщил ему, что пролилась кровь (столкновение защитников Белого дома с колонной бронетехники Таманской дивизии, выполнявшей указания военного коменданта Москвы, назначенного ГКЧП), а подразделения КГБ и МВД не выдвинулись для атаки, Язов приказал: «Иди в кабинет и дай команду «Стой!». После чего он резко поговорил по телефону с Крючковым, объявив, что выводит все войска из Москвы.

Через полчаса в здании КГБ СССР на Лубянке Крючков попытался прояснить ситуацию, собрав на совещание Бакланова, Шенина, Ачалова, Варенникова, Громова и около 20 высших офицеров силовых ведомств. По утверждению Ачалова, Бакланов встретил его словами: «Что, струсили?». Ачалов ссылается на «проливной дождь и политизацию народа». Генерал Громов объявляет, что дивизия Дзержинского в центр Москвы не выдвигалась, и внутренние войска в штурме участвовать не будут. Крючкову осталось заявить, что военные «предали», и подвести итог: «Что ж, операцию надо отменять и еще раз все обдумать». К утру члены ГКЧП Бакланов, Крючков, Тизяков и сопровождавший их руководитель московского горкома КПСС Прокофьев сами приехали к Язову, чтобы потребовать от него «продолжить борьбу». Его прямо обвинили в «подлости» и «предательстве», на что он отвечал: «А что вы предлагаете? В людей стрелять, что ли?». После этого он сам предложил лететь к Горбачеву. Фактически это означало капитуляцию ГКЧП – и военную, и политическую. Но в итоге с предложением Язова согласились все собравшиеся. Тем самым, правда, подписав приговор ГКЧП.

Примечательно, что, по утверждениям некоторых источников, на протяжении всех августовских событий штатские члены ГКЧП были настроены куда решительнее своих «силовых» коллег (во всяком случае, на словах). Другой вопрос, который лучше всего оставить историкам, что они еще хуже представляли себе ситуацию в стране, причем не только в Москве, но и на местах. И кто знает, может быть, «нерешительные действия военных» на самом деле были действиями людей, которые прекрасно осознавали, чем их решительность может обернуться и для простых людей, и для страны в целом.